НАЗАДВПЕРЁД

8 страница

Глава 16. Человеческая матрица

Сразу после завтрака мы с доном Хуаном сели поговорить. Начал он без предисловий и заявил, что мы приблизились к концу объяснения искусства овладения осознанием. Он сказал, что мы самым подробным образом обсудили все истины об осознании, открытые древними видящими, и подчеркнул, что теперь мне известен порядок, в котором новые видящие их расположили. В последней части своего объяснения он детально описал две силы, помогающие точке сборки сдвинуться - толчок земли и накатывающуюся силу. Кроме того, он объяснил мне три метода, разработанные новыми видящими - сталкинг, намерение и сновидение - а также рассказал, как практика этих методов воздействует на поведение точки сборки.
- Теперь, - продолжил он, - чтобы объяснение искусства овладения осознанием можно было считать законченным, тебе осталось проделать лишь одно: самостоятельно преодолеть барьер восприятия. Ты должен сам, без чьей-либо помощи, сдвинуть свою точку сборки добиться настройки в другой большой полосе эманаций.
- Если ты не сможешь этого совершить, то все, о чем мы говорили и что делали, окажется пустой болтовней, просто словами. А слова ничего не стоят.
Он объяснил, что, когда точка сборки уходит из своего обычного положения и достигает определенной глубины, она проходит некий барьер, который на мгновение лишает ее способности настраивать эманации. Мы ощущаем это как мгновение пустоты восприятия. Древние видящие назвали это мгновение стеной тумана: в момент нарушения настройки эманаций появляется восприятие полосы тумана.
Дон Хуан сказал, что к решению задачи преодоления барьера восприятия можно подходить тремя способами. Можно рассматривать его как некий абстрактно преодолеваемый абстрактный барьер. Можно преодолевать его как бы прорывая всем телом некоторый экран из плотной бумаги. А можно увидеть его как стену тумана.
Разумеется, в течение моего ученичества дон Хуан много раз подводил меня к видению барьера восприятия. Поначалу мне нравился образ стены тумана. Дон Хуан предупредил меня, что древние видящие тоже предпочитали видеть барьер именно таким образом. Он объяснил, что так гораздо легче и удобнее, однако при этом существует опасность превращения вещей непостижимых в нечто мрачное и зловещее. Поэтому он советовал мне не вносить непостижимое в инвентарный список первого внимания, а оставить непостижимым.
Некоторое время мне по-прежнему было удобно видеть, барьер как стену тумана, однако потом я согласился с доном Хуаном, что лучше воспринимать переходный момент как некую непостижимую абстракцию. Но тогда мне так не удалось нарушить фиксацию осознания. Каждый раз, оказываясь в положении, близком к преодолению барьера, я видел стену тумана.
Как-то по случаю я пожаловался дону Хуану и Хенаро, что никак не могу справиться со стеной тумана, хотя и очень хочу увидеть барьер в каком-нибудь ином виде. Дон Хуан заметил тогда, что в этом нет ничего удивительного, ибо я мрачен и тосклив, и мы с ним в этом разительно отличаемся друг от друга. Он - весел и практичен и не творит себе кумира из человеческого инвентарного перечня. А я не желаю вышвырнуть в окошко свой инвентарный список и потому тяжел, зловещ и непрактичен. Столь резкая критика ошеломила меня, я пришел в состояние подавленности и печали. Дон Хуан и Хенаро хохотали до слез.
А Хенаро еще добавил, что я мстителен и склонен к полноте. Они хохотали так, что в конце концов я не устоял и к ним присоединился.
В тот раз дон Хуан рассказал мне о том, что тренировка в собирании других миров позволяет точке сборки накапливать опыт перемещений. Однако меня всегда интересовал вопрос: где взять силу первичного толчка, который выбил бы точку сборки из ее исходного положения. Когда раньше я спрашивал об этом у дона Хуана, он обычно отвечал, что все определяется универсальной силой настройки, поэтому намерение суть то, что заставляет перемещаться точку сборки.
Теперь я в очередной раз задал ему тот же вопрос. Он ответил:
- Сейчас ты уже сам в состояний ответить на свой вопрос. Начальный импульс точке сборки сообщается за счет искусства владения осознанием. В конечном счете, от нас - человеческих существ - зависит не так уж много. Ведь мы, по сути, - всего лишь зафиксированная в определенной позиции точка сборки. Наш внутренний диалог - наш инвентарный перечень - наш враг и в то же время - наш Друг. Проведи инвентаризацию, а потом выбрось на мусорник составленный перечень. Новые видящие относятся к инвентаризации очень серьезно и составляют свои перечни с чрезвычайной тщательностью. Для того, чтобы затем над этими списками посмеяться. Если нет инвентарного перечня, точка сборки обретает свободу.
Дон Хуан напомнил мне о том, как много времени мы с ним в прошлом посвятили обсуждению одного из самых стойких пунктов человеческого инвентарного перечня - идее Бога.
- Этот пункт, - говорил он, - подобен прочнейшему клею, фиксирующему точку сборки в ее исходном положении. И если ты намерен собрать другой истинный мир, пользуясь другой большой полосой эманаций, тебе необходимо принять меры для полного высвобождения точки сборки.
- Весьма радикальный способ избавиться от клея - увидеть человеческую матрицу. И сегодня тебе предстоит проделать это самостоятельно.
- Что такое человеческая матрица, дон Хуан?
- С моей помощью ты видел ее множество раз, - ответил он. - Так что тебе известно, что это такое.
Я хотел сказать, что не знаю, о чем идет речь, но воздержался. Если он утверждал, что я ее видел, то, вероятнее всего, так оно и было, хотя я не имел об этом ни малейшего понятия.
Он знал, о чем я думаю. Он понимающе улыбнулся и медленно покачал головой.
- Человеческая матрица - это гигантский блок эманаций в большой полосе неорганической жизни, - сказал он. - Его называют человеческой матрицей, потому что он является структурой, встречающейся только внутри человеческого кокона.
- Человеческая матрица - та часть эманаций Орла, которую видящий может видеть непосредственно, не подвергаясь при этом никакой опасности.
Последовала долгая пауза, после которой он вновь заговорил:
- Преодоление барьера восприятия - последняя из задач овладения искусством осознания. Чтобы сдвинуть точку сборки в соответствующую позицию, тебе необходимо собрать большое количество энергии. Так что - вперед, вспоминай то, что ты не раз уже совершал!

НАЗАДМЕНЮВПЕРЁД


Я безуспешно пытался вспомнить, что же такое человеческая матрица. Безнадежность этой затеи ужасно меня расстроила, а потом и разозлила. Я пришел в ярость, я был зол на себя, на дона Хуана, на все вообще.
На дона Хуана ярость моя не произвела никакого впечатления. Он спокойно объяснил, что точка сборки колеблется: подчиниться команде или нет. Отсюда и ярость, которая является вполне естественной реакцией.
- Прежде, чем ты сможешь практически применить принцип «твоя команда есть команда Орла», пройдет немало времени, - сказал он. - Ведь в этом принципе - сущность тайны намерения. А пока что сформируй команду не раздражаться даже в наихудшие из моментов сомнения. Твоя команда будет услышана и исполнена как команда Орла, хотя процесс этот и будет идти медленно.
- Между обычной позицией точки сборки и местом, где нет сомнений, - а оно почти совпадает с местоположением барьера восприятия - имеется неизмеримо обширная область. В этой области воин подвержен склонности совершать самые разнообразные неверные действия. Поэтому ты должен быть настороже и не терять уверенности, потому что неизбежно наступит момент, когда тебя охватит чувство поражения.
- Новые видящие советуют поступать очень просто, столкнувшись в пути с чувствами нетерпения, отчаяния, гнева или печали. Они говорят, что нужно вращать глазами. В любом направлении. Лично я предпочитаю по часовой стрелке.
- Такое движение глаз моментально сдвигает точку сборки. И в тот же миг приходит облегчение. Этот способ может временно использоваться, пока не достигнуто совершенство во владении намерением.
Я пожаловался, что у нас было слишком мало времени на то, чтобы подробнее поговорить о намерении.
- Когда-нибудь все вернется, - заверил он меня. - Ты вспомнишь одно - оно потянет за собой другое. Одно ключевое слово - и все это вывалится из тебя, как из переполненного шкафа, дверца которого не выдержала.
И дон Хуан вернулся к разговору о человеческой матрице. Он сказал, что увидеть ее самостоятельно, без посторонней помощи, - исключительно важный шаг, поскольку прежде, чем человек достигнет свободы, ему необходимо избавиться от некоторых идей.
Видящий, который вступает в неизвестное с тем, чтобы увидеть непознаваемое, должен находиться в состоянии абсолютной безупречности.
Дон Хуан подмигнул и сказал, что находиться в состоянии абсолютной безупречности - значит быть свободным от рациональных допущений и рациональных страхов. И добавил, что мои рациональные допущения и страхи в данный момент не дают мне осуществить настройку эманаций, необходимых для того, чтобы вспомнить, как я видел человеческую матрицу. Дон Хуан потребовал, чтобы я расслабился и сдвинул точку сборки вращением глаз. Он снова и снова повторял, что очень важно вспомнить человеческую матрицу до того, как я в очередной раз ее увижу. И, поскольку у него нет времени, я не имею возможности делать все со своей обычной медлительностью.
Я принялся вращать глазами в соответствии с его указанием. Практически немедленно я забыл обо всех своих неудобствах, а потом вдруг вспышкой молнии ум мой пронзило воспоминание. Я вспомнил, что действительно видел человеческую матрицу. Это произошло несколькими годами ранее. Событие было для меня весьма знаменательным еще и потому, что в тот день дон Хуан высказал самые святотатственные с точки зрения моего католического воспитания утверждения, какие мне когда-либо доводилось слышать.
Началось все с обычного разговора во время прогулки по предгорьям в Сонорской пустыне. Дон Хуан объяснял, что происходит со мной в процессе обучения. Мы остановились, чтобы отдохнуть и присели на какие-то большие валуны. Дон Хуан продолжал говорить о методике обучения. Это подтолкнуло меня в сотый раз поведать ему о том, что я при этом чувствую. Было вполне очевидно: рассказы о моем отношении к его методике дону Хуану уже давно надоели. Он сдвинул уровень своего осознания и сказал, что если я увижу человеческую матрицу, то, может быть, сразу пойму все, что он делает, и это сэкономит нам годы усердного труда.
И он подробно описал, что представляет собой человеческая матрица. Причем рассказывал он о ней не в терминах эманаций Орла, а как о некоторой энергетической структуре, которая служит для формирования качеств человеческого существа в аморфном сгустке биологического материала. По крайней мере, так я тогда понял. Особенно после того, как он наглядно продемонстрировал мне это с помощью механической аналогии. Он сказал, что это похоже на гигантский штамп, который без конца штампует человеческие существа, как будто некий гигантский конвейер доставляет к нему заготовки и уносит готовые экземпляры. Как бы изображая ладонями пуансон и матрицу этого гигантского штампа, дон Хуан крепко сжал их, а затем вновь разжал, чтобы выпустить свежеотштампованного индивида.
Он объяснил также, что каждому биологическому виду соответствует своя матрица, поэтому каждый индивид, принадлежащий к некоторому виду, обладает свойствами, для данного вида характерными.
И дон Хуан приступил к рассказу о человеческой матрице. Рассказ этот очень сильно выбил меня из колеи. Дон Хуан сказал, что у древних видящих и мистиков нашего мира была одна общая черта - и тем, и другим удалось увидеть человеческую матрицу, но ни те, ни другие не поняли, что это такое. Веками мистики потчевали нас душещипательными отчетами о своем духовном опыте. Но отчеты эти, при всей их красоте, содержали в себе грубейшую и совершенно безнадежную ошибку - их составители верили во всемогущество человеческой матрицы. Они думали, что это и есть всесведущий творец. Примерно так же интерпретировали человеческую матрицу и древние видящие. Они считали, что это - добрый дух, защитник человека.
И только у новых видящих хватило уравновешенности на то, чтобы, увидев человеческую матрицу, трезво понять, что это такое. Они смогли осознать: человеческая матрица не есть творец, но просто структура, составленная всеми мыслимыми и немыслимыми атрибутами и характеристиками человека - всеми, какие только могут в принципе существовать. Матрица - наш Бог, поскольку все, что мы собой представляем, ею отштамповано, но вовсе не потому, что она творит нас из ничего по своему образу и подобию. И когда мы преклоняем колени перед человеческой матрицей, мы совершаем поступок, от которого весьма заметно несет высокомерием и антропоцентризмом.

НАЗАДМЕНЮВПЕРЁД


Я ужасно разволновался, слушая объяснение дона Хуана. Я никогда не считал себя особо благочестивым католиком, однако его Богохульные интерпретации меня шокировали. Из вежливости я слушал, не прерывая, но в первой же подходящей паузе намеревался сменить тему. Но он продолжал безостановочно и безжалостно бить в одну и ту же точку. В конце концов я не выдержал и перебил его, заявив, что считаю существование Бога реальностью.
Он сказал, мое мнение - вопрос веры и как таковое является косвенным убеждением, а потому ровным счетом ничего не значит.
- Твоя, как, впрочем, и чья угодно, вера в существование Бога основана на том, что кто-то кому-то когда-то сказал, а не на твоем непосредственном видении, - продолжал он. - Но если бы ты даже мог видеть, ты все равно неизбежно допустил бы ту же ошибку, что и мистики. Каждый, кто видит человеческую матрицу, автоматически принимает ее за Бога.
Дон Хуан назвал мистический опыт случайным видением, одиночным попаданием, которое само по себе не имеет никакой ценности, поскольку является результатом случайного сдвига точки сборки. Он заявил, что выносить верные суждения по данному вопросу могут только новые видящие, поскольку они искоренили случайное видение, заменив его способностью видеть человеческую матрицу в любой необходимый момент.
И они увидели, что то, что мы называем Богом, есть статический прототип человеческого образа, не имеющий никакой силы, поскольку человеческая матрица ни при каких обстоятельствах не может ни помочь нам в наших действиях, ни наказать нас за неправедные дела, ни воздать нам за дела праведные. Мы - отпечаток матрицы, продукт штамповки. То, что понимается под человеческой матрицей, в точности соответствует своему названию - это образец, форма для заливки, группирующая определенную связку волокнообразных элементов, которую мы именуем человеком.
Все, что он говорил, причиняло мне самые настоящие страдания, однако его, похоже, мало трогала глубина моих переживаний. Он продолжал методически меня доставать. Он сказал, что случайные видящие совершили непростительное преступление, заставив людей вкладывать невосполнимую энергию в сосредоточение на том, что никак не может никому помочь. Чем больше он говорил, тем сильнее я раздражался. Когда я дошел до такой стадии раздражения, что готов был начать на него кричать, он сдвинул меня в состояние еще более повышенного осознания, ударив по правой стороне туловища между тазом и ребрами. Этот удар отправил меня парить в радужном свете, в лучезарном источнике мира и дивной благодати. Этот свет был небом, оазисом в окружавшей меня черноте.
Субъективно я ощущал, что время остановилось. Я видел этот свет неизмеримо долго. Описать словами все великолепие того, что я созерцал, не было никакой возможности, но понять, что именно делает это столь прекрасным, я тоже не мог. Затем я подумал, что ощущение красоты порождается чувством гармонии, мира, покоя и столь долгожданной безопасности. Дышать было так легко, я вдыхал и выдыхал, пребывая в состоянии абсолютного покоя. Какое дивное изобилие! Без тени сомнения я знал - это есть Бог, источник всего сущего, и я встретился с Ним лицом к лицу. И я знал - Он любит меня. Бог суть любовь и всепрощение - это я тоже знал. Свет омывал меня, я был очищен и спасен. Я не был властен над собой, я рыдал. В основном о себе. Этот свет и - я. Боже, как недостоин и мерзок я!
Вдруг в ушах моих зазвучал голос дона Хуана. Он велел мне идти дальше, подняться над матрицей. Он говорил, что матрица - всего лишь ступень, передышка, которая дает временное пристанище, сообщая мир и безмятежность тому, кто отправляется в неизвестное. Но она бесплодна и статична. Она есть одновременно плоское отражение образа в зеркале и само зеркало. Плоское отражение суть образ человека.
Я страстно отверг сказанное доном Хуаном. Я восстал против его Богохульных и святотатственных речей. Мне хотелось послать его подальше, но я не мог преодолеть связывающую силу своего видения. Я был ею пойман. Дон Хуан, казалось, в точности знал все, что я думаю.
- Ты не можешь послать нагваля, - сказал он у меня в ушах. - Ибо нагваль дает тебе видение. Это - искусство нагваля, его сила. Нагваль - тот, кто ведет.
И тут я кое-что понял относительно этого голоса. Он не был голосом дона Хуана, хотя весьма на него походил. И, кроме того, голос был прав. Инициатором моего видения действительно был нагваль Хуан Матус. Именно его искусство и сила заставили меня увидеть Бога. Он сказал, что это - не Бог, а шаблон человека. И я знал, что он прав. Но я не мог с этим согласиться, причем не из упрямства или от злости, но просто потому, что мною всецело владело чувство преданности и любви к Божеству, бывшему передо мной.
Со всей страстностью, на какую я только был способен, всматривался в этот свет. Он как бы сконденсировался, обретая форму, и я увидел очертания человека. Сияющего человека, от которого исходило благословение, любовь, понимание, искренность и истина. Человека, воплощавшего в себе всю сумму добра.
Страсть, которая охватила меня, когда я увидел этого человека, превосходила все, когда-либо мною испытанное. Я рухнул на колени. Я жаждал поклоняться воплощенному Богу, но тут вмешался дон Хуан. Он ударил меня по верхней части грудной клетки слева, возле лопатки, и я тут же потерял Бога из виду.
Я остался, охваченный мучительным чувством - некой смесью сожаления, воодушевления, уверенности и сомнений. Дон Хуан меня высмеял. Он сказал, что я набожен и легкомысленен, что из меня мог бы получиться дивный священник, а теперь к тому же и пророк - лидер религиозной конфессии, видевший Бога. И он язвительно посоветовал мне взяться за проповедничество и описывать всем то, что я видел.
А потом он с небрежным видом, но как бы заинтересованно произнес, наполовину в вопросительном, наполовину - в утвердительном тоне:
- А мужчина? Ты ведь не можешь забыть, что Бог - мужчина. Огромность чего-то неопределенного начала вырисовываться передо мной по мере того, как я обретал состояние полной ясности.
- Удобно-то как, а? - с улыбкой добавил в тот раз дон Хуан. - Бог - мужского пола. Облегчение какое!

НАЗАДМЕНЮВПЕРЁД


Теперь же, рассказав дону Хуану обо всем, что я вспомнил, я задал ему вопрос по поводу одной вещи, которая поразила меня, показавшись исключительно странной. Чтобы увидеть человеческую матрицу, я должен был пройти через сдвиг точки сборки. Это очевидно. Воспоминание о том переживании было настолько ярким, что я ощутил бессмысленность всего. Ведь, вспоминая сейчас, я испытывал те же самые чувства. Ничто не изменилось. Я спросил у дона Хуана, как могло получиться, что, так полно все уяснив, я умудрился настолько основательно все позабыть. У меня складывалось впечатление, что все происходившее и происходящее не имеет никакого значения, и мне каждый раз приходится начинать с одного и того же места. И прошлые мои успехи ни на что не влияют.
- Это только эмоциональное впечатление, - объяснил он. - Просто заблуждение. Все, что ты делал несколько лет назад, прочно зафиксировано где-то в незадействованных эманациях. Например, тот день, когда я заставил тебя увидеть человеческую матрицу. Ведь я тогда и сам заблуждался. Я думал, стоит тебе ее увидеть - и ты тут же все поймешь. С моей стороны налицо было полное непонимание.
Дон Хуан сказал, что до него всегда все доходило очень медленно. По крайней мере, так считал он сам. Но проверить это он не мог, так как сравнивать было не с чем. Когда же появился я, и он выступил в совершенно новой для него роли учителя, он обнаружил, что ускорить процесс понимания в принципе невозможно. И одного лишь освобождения точки сборки тут явно недостаточно. А он рассчитывал, что этого хватит. Вскоре, однако, он осознал следующее: во время сна любой человек претерпевает естественный сдвиг точки сборки, причем зачастую весьма и весьма значительный, поэтому в бодрствующем состоянии мы мастерски справляемся с индуцированными сдвигами, тут же их компенсируя. Благо, опыта пробуждения из состояния сна нам не занимать - нам ежедневно приходится восстанавливать равновесие, как ни в чем не бывало продолжая свою повседневную деятельность.
Дон Хуан отметил, что ценность заключений, к которым пришли новые видящие, не становится очевидной до тех пор, пока человек не начинает работать с точкой сборки кого-нибудь другого. Новые видящие утверждают, что в этом отношении имеют значение только усилия, направленные на фиксацию точки сборки в новой позиции. Они считают, что эта часть процесса обучения - единственное, о чем стоит говорить. И им известно, что осуществляется она медленно, понемножку, со скоростью улитки.
Затем дон Хуан сказал, что в начале моего обучения он пользовался растениями силы, поскольку так рекомендуют поступать новые видящие. Опираясь на опыт своего видения они знают, что растения силы очень сильно раскачивают точку сборки, «стряхивая» ее с обычного места. В принципе воздействие растений силы на положение точки сборки очень похоже на воздействие сна. Но растения силы индуцируют более глубокие и всепоглощающие сдвиги, чем сон. Дезориентирующее влияние такого сдвига используется затем учителем для закрепления в уме ученика понимания того факта, что восприятие мира никогда не может быть окончательным и однозначным.
Тут я вспомнил, что за все годы обучения видел человеческую матрицу еще пять раз. И с каждым последующим разом реакция моя на нее становилась все менее и менее бурной. Но справиться с тем фактом, что я вижу Бога мужского пола, мне не удавалось. В конце концов то, что я видел, перестало быть для меня Богом, и стало человеческой матрицей. Не потому, что об этом твердил дон Хуан, а потому, что Бог мужского пола стал нелепостью, не выдерживавшей никакой критики. И я понял тогда все, что говорил по поводу человеческой матрицы дон Хуан. Он ни в малейшей степени не Богохульствовал, и утверждения его не являлись святотатством, ведь они никак не были связаны с контекстом повседневности. Дон Хуан был прав, говоря, что преимущество новых видящих состоит в их способности видеть человеческую матрицу по собственному желанию и сколь угодно часто. Но для меня гораздо большее значение имела их уравновешенность, которая позволила трезво подойти к исследованию того, что они видели.
Я поинтересовался, почему человеческая матрица в моем восприятии всегда оказывается структурой человека мужского пола. Дон Хуан объяснил. Дело в том, что, когда я видел человеческую матрицу, моя точка сборки еще не была прочно зафиксирована на новом месте и смещалась поперек человеческой полосы в сторону исходной позиции. Так же, как в случае с видением барьера восприятия в образе стены тумана. Этот поперечный сдвиг был обусловлен практически неизбежным желанием или потребностью представить непостижимое в каких-нибудь более-менее знакомых терминах: барьер - стена, матрица мужчины - непременно мужчина. Дон Хуан полагал, что, будь я женщиной, человеческая матрица, которую я видел, вероятнее всего, была бы структурой человеческого существа женского пола.
Затем дон Хуан встал и сказал, что пришло время вернуться и пройтись по городу, поскольку человеческую матрицу я должен увидеть, находясь среди людей. В молчании мы дошли до площади, но прежде, чем мы на нее вышли, я ощутил неудержимый всплеск энергии и ринулся вдоль по улице к окраине городка. Я вышел на мост. Человеческая матрица словно специально меня там дожидалась. Я увидел ее - дивный теплый янтарный свет.
Я упал на колени, но это не было продиктовано набожностью, а явилось физической реакцией на чувство благоговения. Зрелище человеческой матрицы было в этот раз еще более удивительным чем когда-либо прежде. Я почувствовал, как сильно я изменился с того времени, когда видел ее впервые. В этом чувстве не было ни высокомерия, ни самолюбования, просто все, что я видел и узнал за прошедшие годы, позволило мне гораздо лучше и глубже постичь возникшее перед моими глазами чудо.
Сначала человеческая матрица была наложена на мост. Потом я немного изменил фокусировку и увидел, что человеческая матрица простирается вверх и вниз в бесконечность, а мост - крохотный узор, полупрозрачный набросок, нарисованный на бесконечности. Такими же были и микроскопические фигурки прохожих, с нескрываемым любопытством меня разглядывавших. Но я был недосягаем для них, хотя именно в этот миг открытость и уязвимость мои достигли максимума. Человеческая матрица была бессильна защитить меня или пощадить, но все равно я любил ее страстно, и страсть моя не знала границ.

НАЗАДМЕНЮВПЕРЁД


Я подумал, что теперь понимаю слова дона Хуана, неоднократно от него слышанные: реальная привязанность не может основываться на взаимной выгоде. Я бы с радостью навек остался слугой человеческой матрицы, и не за то, что она мне что-то дает - ведь дать она ничего не может - а просто из-за чувства, которое я к ней испытывал.
Я ощутил, как что-то потянуло меня прочь. Прежде, чем исчезнуть, я закричал, что-то обещая человеческой матрице, но закончить не успел - мощная сила подхватила меня и сдула прочь. Я стоял на коленях посреди моста, а собравшиеся вокруг крестьяне надо мной смеялись.
Подошел дон Хуан, помог мне встать и отвел домой.
Человеческую матрицу можно видеть в двух различных образах, - начал он, - как только мы сели, - в образе человека и в образе света. Все зависит от сдвига точки сборки. При поперечном сдвиге ты видишь образ человека, при сдвиге в среднем сечении человеческой полосы матрица - это свет. Сегодня ты сдвинул точку сборки в среднем сечении. Только это имеет значение.
- Позиция, в которой человек видит человеческую матрицу, очень близка к позиции тела сновидения и барьера восприятия. Именно по этой причине новые видящие настаивают на необходимости увидеть и понять человеческую матрицу.
- А ты уверен в том, что понял, чем в действительности является человеческая матрица? - спросил он с улыбкой.
- Уверяю тебя, дон Хуан - я полностью отдаю себе отчет в том, что такое человеческая матрица, - сказал я.
- Но, подходя к мосту, я слышал, как ты кричал матрице какую-то чушь, - заметил он с язвительнейшей улыбкой.
Я сказал, что чувствовал себя бесполезным слугой, который поклоняется бесполезному господину, и все же искренняя привязанность заставила меня пообещать неумирающую любовь.
Дон Хуан нашел это весьма занятным и смеялся до тех пор, пока совсем едва не задохнулся.
- Бесполезное обещание, данное бесполезным слугой бесполезному господину, - прокомментировал он и снова захлебнулся смехом.
Отстаивать свою позицию мне не хотелось. То, что я чувствовал по отношению к человеческой матрице, было с моей стороны даром, взамен за который я даже не думал что-либо получить. И бесполезность данного обещания не имела ровным счетом никакого значения.

Глава 17. Путешествие в теле сновидения

Дон Хуан сказал, что мы с ним едем в Оахаку в последний раз. С предельной ясностью он дал мне понять, что после этого мы никогда уже с ним там не встретимся.
- Может быть, чувства мои еще вернуться в эти места, но сам я, полностью - никогда, - сказал он.
Несколько часов мы с доном Хуаном бродили по городу, он разглядывал такие обыденные и тривиальные вещи, как блеклость стен, далекие очертания гор, узор трещин на асфальте, лица прохожих. Потом мы вышли на площадь и сели на его любимую скамейку. На ней никто не сидел, впрочем, как и всегда, когда дон Хуан этого хотел.
Во время этой длительной прогулки по городу я изо всех сил старался напустить на себя настроение печали и тоски, но у меня ничего не вышло. В предстоящем уходе дона Хуана было что-то праздничное. Он объяснил, что это - предчувствие неукротимой энергии абсолютной свободы.
- Свобода подобна заразной болезни, - сказал дон Хуан. - Она передается, а носитель ее - безупречный нагваль. Люди могут этого не оценить - ведь они не желают освобождения. Свобода страшит. Запомни это. Но не нас. Почти всю жизнь я готовился к этому моменту. То же будет и с тобой.
И он несколько раз повторил, что на той ступени, которой я достиг, никакие рациональные соображения не должны вмешиваться в мои действия. Он сказал, что тело сновидения и барьер восприятия суть позиции точки сборки. Знание этого имеет примерно такое же жизненно важное значение для видящих, какое для современного человека имеет умение читать и писать. И то, и другое достигается многолетней практикой.
- Очень важно для тебя прямо сейчас вспомнить тот раз, когда твоя точка сборки достигла определенной позиции, благодаря чему ты смог сформировать тело сновидения, - сказал дон Хуан как-то по особенному настоятельно.
Потом он улыбнулся и объяснил, что времени осталось очень и очень мало. Вспоминание моего главного путешествия в теле сновидения должно сдвинуть мою точку сборки в позицию преодоления барьера восприятия. Там может быть собран другой мир.
- Тело сновидения называют по-разному, - продолжил дон Хуан после длительной паузы. - Лично мне больше всего нравится название «другой». Этот термин принадлежит древним видящим, как и их настрой. Настрой их меня не трогает, а вот что касается термина - тут я вынужден признать - он мне нравится. Другой. Что-то таинственное и запретное. Как и от самих древних видящих, от него веет тьмой и тенями. Толтеки говорили, что другой всегда приходит, окутанный ветром.
В течение всех лет обучения дон Хуан и видящие его команды пытались заставить меня осознать, что человек может одновременно находиться в двух разных местах, что мы можем испытывать нечто вроде раздвоения восприятия.
По мере того, как дон Хуан говорил, я начал припоминать нечто столь основательно забытое, что сначала возникло впечатление, будто я только лишь слышал об этом. Постепенно, шаг за шагом, я осознал, что вспоминаю свой собственный опыт.

НАЗАДМЕНЮВПЕРЁД


Я находился в двух разных местах. Это произошло однажды ночью в горах Северной Мексики. Весь день мы с доном Хуаном собирали растения. Когда мы остановились на ночлег, я буквально валился с ног от усталости. Как вдруг с порывом ветра из темноты прямо передо мной возник дон Хенаро, чуть до смерти меня не перепугав.
Сперва я заподозрил неладное. Я решил, что дон Хенаро все время прятался в кустах, ожидая, пока стемнеет, чтобы столь пугающим образом появиться из ниоткуда. Но, глядя на то, как он скачет вокруг, я заметил, что этой ночью он какой-то уж очень странный: Было в нем что-то не то, вполне осязаемое и реальное, но мне оно никак не давалось.
Он шутил и плясал вокруг, производя действия, которые рассудок мой отказывался принимать. Дон Хуан хохотал как идиот по поводу моего крайнего замешательства. В подходящий с его точки зрения момент он сдвинул уровень моего осознания и в течение некоторого времени я видел дона Хуана и дона Хенаро как сгустки света. Хенаро не был тем доном Хенаро из плоти и крови, с которым я общался, находясь в состоянии нормального осознания. Передо мной было его тело сновидения. Я знал это наверное, так как видел его как светящийся шар, парящий в пространстве. Он не касался земли, как дон Хуан, а как бы готовился к полету, зависнув в воздухе на высоте полуметра от земли. Создавалось впечатление, что он вот-вот умчится прочь.
Я все более подробно вспоминал события той ночи. Вдруг я понял, что тогда произошло еще кое-что существенное - откуда-то автоматически возникло знание, что для того, чтобы добиться сдвига точки сборки, мне следует вращать глазами. Своим намерением я мог настроить эманации, позволяющие видеть Хенаро как сгусток света, а мог настроить другие и видеть его как нечто потустороннее, неизвестное, странное.
Глаза странного Хенаро зловеще светились, подобно глазам зверя, рыщущего во тьме. Но они все же оставались при этом глазами. Я не видел их как точки янтарного света.
В ту ночь дон Хуан сказал, что Хенаро собирается помочь моей точке сборки сдвинуться очень глубоко, поэтому мне следует имитировать его движения и вообще повторять все, что он делает. Хенаро отставил зад, а потом с силой двинул тазом вперед. Жест, по моему мнению, получился весьма непристойный. Словно танцуя, Хенаро повторял его снова и снова.
Дон Хуан подтолкнул меня, побуждая следовать примеру Хенаро. Я подчинился, и вот уже мы вдвоем носились вокруг, выполняя этот гротескный жест. Через некоторое время у меня возникло ощущение, что тело мое выполняет его самостоятельно, без участия того, что кажется мне моим истинным «я». Постепенно разделение между моим телом и моим истинным «я» становилось все более и более ярко выраженным. В конце концов я обнаружил, что смотрю со стороны на дурацкую сцену, в которой два мужика делают друг перед другом похотливые жесты.
Я увлеченно наблюдал за происходящим и вдруг понял, что один из тех двоих - я. И тут же что-то потянуло меня, и я вновь оказался тем самим собой, который синхронно с Хенаро двигал взад-вперед тазом. Почти сразу же я заметил, что еще один человек стоит рядом с доном Хуаном и за нами наблюдает. Его обдувал ветер, я видел, как шевелятся волосы на его голове. Он был обнажен и казался смущенным. Ветер скапливался вокруг него, словно его защищая или наоборот, пытаясь унести его прочь.
То, что этот другой человек - тоже я, дошло до меня не сразу. Когда же это, наконец, произошло, я испытал самый сильный в своей жизни шок. Неуловимая физическая сила разделила меня, словно я состоял из волокон. Я снова смотрел на себя. Тот я, на которого я смотрел, скакал вместе с Хенаро и бросал изумленные взгляды на того я, который наблюдал. И в то же время я смотрел на голого человека, который был я и в изумлении разглядывал меня, занятого выполнением непристойных движений синхронно с Хенаро. Шок был настолько силен, что я сбился с ритма движений и упал.
Что было дальше, я не помнил. Потом дон Хуан помог мне подняться. Хенаро и другой я - голый - уже куда-то исчезли.
Я помнил также, что в ту ночь дон Хуан отказался обсуждать происшедшее. Он не объяснил ничего, только сказал, что Хенаро - большой мастер по части формирования своего дубля или другого, и что в состоянии нормального осознания я много раз подолгу имел дело с дублем Хенаро, ничего при этом не замечая.
После того, как я рассказал дону Хуану обо всем, что вспомнил, он сказал:
- В ту ночь, как и сотни раз до того, Хенаро сдвинул твою точку сборки очень глубоко влево. Сделал он это с такой силой, что перетянул точку сборки в положение, где формируется тело сновидения. И ты увидел собственное тело сновидения, которое за тобой наблюдало. Всего этого Хенаро добился с помощью своего танца.
Я попросил объяснить, каким образом непристойное движение Хенаро могло произвести столь поразительный эффект.
- Ты стеснителен, - последовал ответ. - Хенаро воспользовался твоими отвращением и смущением, немедленно возникшими, как только тебя заставили делать непристойные жесты. Хенаро находился в своем теле сновидения и мог видеть эманации Орла. Пользуясь этим преимуществом, он с легкостью заставил твою точку сборки сдвинуться.
- Но то, что Хенаро заставил тебя сделать в ту ночь - ерунда. Он сдвигал твою точку сборки, заставляя ее формировать тело сновидения множество раз, однако я хочу, чтобы ты вспомнил не это.
- Мне нужно, чтобы ты настроил соответствующие эманации и вспомнил тот единственный раз, когда ты действительно проснулся в теле сновидения.
Словно что-то взорвалось внутри меня - таким мощным был прилив энергии, который я ощутил, едва лишь он произнес последние слова. Я знал, что он имел в виду, я почти вспомнил. Правда, восстановить в памяти все событие целиком мне не удавалось. Я отчетливо помнил только его фрагмент.

НАЗАДМЕНЮВПЕРЁД


Как-то утром мы с доном Хуаном и доном Хенаро сидели на этой же самой скамейке. Я находился в нормальном состоянии осознания. Вдруг дон Хенаро совершенно неожиданно заявил, что собирается сделать так, что его тело покинет эту скамейку, не отрываясь от нее. Заявление это совершенно не касалось темы, которую мы в тот момент обсуждали. Я привык к упорядоченным объяснениям и действиям дона Хуана и потому повернулся к нему в ожидании подсказки. Но дон Хуан невозмутимо смотрел прямо перед собой, словно ни меня, ни дона Хенаро не существовало вообще.
Дон Хенаро подтолкнул меня, привлекая внимание, а сразу вслед за этим я увидел нечто потрясшее меня до глубины души: на другой стороне площади стоял Хенаро. Я действительно видел его там. Он манил меня к себе. Но я также видел дона Хенаро - он сидел рядом на скамейке и смотрел прямо перед собой, так же, как дон Хуан.
Я хотел что-то сказать по поводу своего полнейшего недоумения, однако обнаружилось, что я онемел. Некая сила сковала меня и не позволяла говорить. Я снова взглянул на Хенаро, стоявшего на той стороне площади за сквером. Он по-прежнему находился там и призывно мне кивнул.
Эмоциональный срыв приближался с каждой секундой. Начало подташнивать, и зрение мое стало туннельным: я смотрел сквозь туннель, который вел прямо к Хенаро на ту сторону площади. А затем огромное любопытство, а может быть, огромный страх - в тот момент они казались одним и тем же чувством - потянул меня туда, где он стоял. Пролетев по воздуху, я оказался рядом с ним. Хенаро заставил меня обернуться и указал на троих, сидевших на скамейке в неподвижных позах, словно время для них остановилось.
Я ощутил ужасающее неудобство, внутренний зуд, словно все мои органы горели в огне, и снова оказался на скамейке. Однако Хенаро там не было. Он помахал мне на прощание с другой стороны площади и скрылся в толпе людей, спешивших на базар.
Дон Хуан очень оживился. Он неотрывно смотрел на меня. Он встал и начал вокруг меня расхаживать. Потом он снова сел и заговорил со мной, но сохранять при этом невозмутимость ему не удавалось.
Я понял, в чем дело. Я вошел в состояние повышенного осознания без помощи дона Хуана. Хенаро удалось заставить мою точку сборки самостоятельно сдвинуться.
Я невольно рассмеялся, увидев, с какой торжественностью дон Хуан засунул мой блокнот к себе в карман. Он сказал, что намерен воспользоваться моим состоянием повышенного осознания для того, чтобы продемонстрировать мне, что нет конца тайне, имя которой - человек, равно как и тайне, имя которой - мир.
Я полностью сосредоточился на его словах. Однако дон Хуан сказал нечто совершенно мне непонятное. Я попросил повторить. Он заговорил очень тихо. Я решил, что он понизил голос, дабы не быть услышанным посторонними. Я внимательно вслушивался в его слова, но все равно не мог понять ни одного из них. Либо он говорил на каком-то непонятном мне языке, либо просто нес околесицу. Однако странным во всем этом было то, что нечто полностью приковало к себе мое внимание - то ли ритм его голоса, то ли мои отчаянные попытки понять. Я чувствовал, что ум мой не такой, как обычно, хотя в чем именно заключается различие, вычислить не мог. Я напряженно думал, пытаясь сообразить, что происходит.
Дон Хуан очень тихо говорил мне на ухо:
- Ты вошел в состояние повышенного осознания сам, без моей помощи. Это означает, что твоя точка сборки очень подвижна и податлива. И ты можешь заставить ее уйти еще глубже влево. Для этого ты должен расслабиться и впасть в полудремотное состояние прямо здесь, на этой скамейке. Тебе нечего бояться, потому что я рядом. Расслабься, отпусти точку сборки, пусть она смещается.
Я мгновенно ощутил тяжесть глубокого сна. В какой-то момент я осознал, что вижу сон. Там был дом, который я уже когда-то видел. Я приближался к нему, словно идя вдоль по улице. Там были и другие дома, но обратить на них внимание я не мог. Мое осознание было зафиксировано чем-то только на том доме, который я видел. Это был большой оштукатуренный современный дом. Перед домом была лужайка.
Когда я приблизился к дому, у меня возникло ощущение, что он хорошо мне знаком, потому что я видел его в снах не один раз. Посыпанная гравием дорожка вела к парадной двери. Дверь оказалась открытой, и я вошел. Я попал в темный холл. Справа была большая жилая комната с темно-красным диваном и креслами в углу.
Зрение мое явно имело туннельный характер: я мог видеть только то, что находилось прямо перед моими глазами.
Возле дивана стояла молодая женщина, похоже было, что она встала при моем появлении. Стройная и высокая, она была одета в отлично сшитый шикарный зеленый костюм. На вид ей было где-то под тридцать. У нее были каштановые волосы, горящие черные глаза, в которых, казалось, светилась улыбка, и прямой точеный нос изумительной формы. Кожа у нее была белая, но покрытая темным загаром. Красота этой женщины поразила меня. Похоже было, что она американка. Она кивнула мне с улыбкой и протянула руки ладонями вниз, как бы для того, чтобы помочь мне подняться.
Исключительно неуклюжим движением я ухватился за ее руки. Я испугался и хотел отпрянуть, но она держала меня - крепко, но в то же время так нежно. Она заговорила со мной по-испански с легким акцентом. Она просила меня расслабиться, сосредоточить внимание на ее лице и следить за движениями ее губ. Я хотел спросить ее, кто она, но не мог выговорить ни слова.
Затем в ушах моих зазвучал голос дона Хуана. Он сказал:
- Ага, вот ты где, - как будто он только что меня отыскал.
Я сидел рядом с ни на парковой скамейке. Но я также слышал и голос молодой женщины. Она сказала:
- Иди сюда, посиди со мной.

НАЗАДМЕНЮВПЕРЁД


Я выполнил ее просьбу, и началось совершенно невероятное смещение точек зрения. Я по очереди находился то рядом с доном Хуаном, то рядом с нею. И его, и ее я видел совершенно отчетливо, совсем как наяву.
Дон Хуан спросил, нравится ли она мне, нахожу ли я ее привлекательной и успокаивает ли меня ее присутствие. Я не мог говорить, но каким-то образом мне удалось поведать ему свои ощущения. Она нравилась мне бесконечно. Без какой-либо очевидной связи или причины я подумал, что он, должно быть - образец доброты и ее участие в том, что дон Хуан проделывает со мной, совершенно необходимо.
Дон Хуан снова заговорил. Он сказал, что, если она действительно так мне нравится, я должен проснуться в ее доме. Меня приведет туда чувство тепла и привязанности к ней. Я ощутил прилив веселья и безрассудства. Всепоглощающее возбуждение заструилось сквозь мое тело. Оно словно дезинтегрировало меня, но мне было все равно. И я радостно ринулся в черноту - черноту чернее черного, неописуемую словами - а затем обнаружил, что сижу на диване рядом с молодой женщиной в ее доме.
Когда первый приступ животной паники прошел, я почувствовал, что в каком-то смысле не являюсь полным. Чего-то во мне не хватало. Но угрозы я не чувствовал. В уме промелькнула мысль о том, что все это - сон, который я вижу, заснув на скамейке в сквере на главной площади Оахаки рядом с доном Хуаном, где я на самом деле нахожусь и где через некоторое время и проснусь.
Молодая женщина помогла мне подняться и отвела в ванную комнату. Ванна была наполнена водой. Тут я обнаружил, что на мне нет одежды - я был совершенно гол. Она осторожно помогла мне забраться в ванну и стояла рядом, поддерживая голову, пока я там плавал.
Через некоторое время она помогла мне выбраться из ванны. Я был слаб и чувствовал себя разбитым. Я лег на диван в жилой комнате. Женщина подошла ко мне. Она была совсем близко, мне было слышно, как бьется ее сердце, как кровь течет в ее теле. Глаза ее излучали нечто, бывшее не светом и не теплом, но чем-то странно промежуточным, сочетавшим в себе свойства того и другого. Я знал, что вижу жизненную силу, исходящую от ее тела сквозь глаза. Все ее тело было как топка - оно светилось.
Все мое существо пронзила странная дрожь, словно нервы мои были обнажены, и кто-то дергал за них. Ощущение было подобно агонии. Потом я то ли упал в обморок, то ли уснул.
Проснулся я оттого, что кто-то прикладывал смоченное водой полотенце к моему лицу, затылку и шее. Я лежал на кровати. Молодая женщина сидела в изголовье, рядом стоял столик, на нем - миска с водой. В ногах кровати стоял дон Хуан с моей одеждой, перекинутой через руку.
Я полностью проснулся и сел. Я был накрыт одеялом.
- Ну что, путешественник? - с улыбкой спросил дон Хуан. - Теперь ты уже собрался воедино?
Это было все, что я помнил. Рассказывая этот эпизод дону Хуану, я вспомнил еще один фрагмент. Дон Хуан смеялся надо мной и дразнил по поводу того, что обнаружил меня голым в постели незнакомой женщины. Меня это тогда жутко разозлило. Я оделся и в ярости ринулся прочь из дома.
Дон Хуан догнал меня на лужайке перед домом. Совершенно серьезно он заявил, что я снова стал отвратительно тупым самим собой, что своим смущением я собрал себя воедино, и это говорит ему, что моему чувству собственной важности по-прежнему нет предела. Однако вслед за этим он примирительным тоном добавил, что сейчас все это не имеет значения, поскольку мне удалось главное - сдвинуть точку сборки очень глубоко влево и перенестись благодаря этому на огромное расстояние. И это - поистине замечательно.
Он продолжал говорить о чудесах и тайнах, но мне было не до него - я попал под перекрестный огонь испуга и чувства собственной важности. Я почти дымился. Ведь я был уверен, что дон Хуан загипнотизировал меня там, на скамейке, а затем переправил в дом этой женщины, и что вдвоем они проделали со мной что-то ужасное.
И тут мою ярость как отрезало. На улице было нечто ужасающее, нечто повергшее меня в состояние сильнейшего шока. Гнев мой мгновенно испарился. Но прежде, чем я успел разобраться в своих мыслях, дон Хуан ударил меня по спине, и от всего, что произошло, не осталось и следа. Я оказался в состоянии своей обычной повседневной глупости. Разинув рот, я радостно внимал дону Хуану, беспокоясь о том, нравлюсь я ему или нет.
О втором фрагменте я тоже рассказал дону Хуану. И, рассказывая, понял, что он не только сдвигал меня в состояние повышенного осознания, но иногда и возвращал в нормальное состояние. Это позволяло ему справиться с моими эмоциональными вспышками.
- Забвение - вот единственное, что способно успокоить того, кто путешествует в неизвестном, - прокомментировал он. - Какое это облегчение - снова оказаться в обычном мире!
- В тот день ты совершил нечто грандиозное. Я мог тогда принять единственное трезвое решение: вообще не дать тебе на этом сосредоточиться. И, как только ты по-настоящему запаниковал, я сдвинул тебя в нормальное состояние осознания. Я сдвинул твою точку сборки туда, где нет сомнений. Для воина существует две позиции точки сборки, в которых нет места сомнениям. В одной из них сомнений нет потому, что ты знаешь все. В другой - позиции нормального осознания - сомнений нет потому, что ты не знаешь ничего.
- Тогда тебе еще слишком рано было знать о том, что случилось на самом деле. Но сейчас, я думаю, время пришло. Глядя на ту улицу ты почти догадался, где находилось твое тело сновидения, и куда ты в результате попал. В тот день ты преодолел огромное расстояние.
Дон Хуан разглядывал меня. В глазах его я видел некую смесь ликования и печали. Я изо всех сил старался не утратить контроль над странным возбуждением, неожиданно меня охватившим. Я ощущал, что нечто невероятно важное для меня затеряно где-то в глубинах моей памяти или, как сформулировал бы дон Хуан, в некоторых незадействованных эманациях, которые однажды подвергались настройке.
Моя борьба за сохранение спокойствия оказалась ошибкой. Колени мои неожиданно задрожали, вдоль середины тела пробежал нервный спазм. Я что-то бубнил, будучи не в состоянии выдавить из себя вопрос. И только после того, как я с трудом сглотнул ком и несколько раз глубоко вздохнул, мне удалось восстановить спокойствие.

НАЗАДМЕНЮВПЕРЁД


- Когда мы с тобой пришли сюда сегодня и сели на эту скамейку, я сказал, что рациональные соображения не должны вмешиваться в действия видящего, - жестко продолжил дон Хуан. - Я знал, что восстановить все, что было тобой проделано, ты сможешь только тогда, когда откажешься от своего рационализма. Но тебе придется сделать это на том уровне осознания, на котором ты находишься сейчас.
- Рациональность мышления - не более чем состояние настройки, всего лишь результат того, что точка сборки находится в определенном положении. Ты должен это понять, находясь именно в состоянии наибольшей уязвимости. А в данный момент ты как раз в таком состоянии и находишься. В состоянии, при котором не может быть сомнений, понимание подобных вещей лишено смысла, поскольку в том положении точки сборки понимание вещей подобного рода - дело вполне обычное. Настолько же бесполезно их понимание и в состоянии нормального осознания, ибо там оно ограничивается лишь эмоциональными выбросами и сохраняется лишь покуда присутствует соответствующее эмоциональное состояние.
- Я сказал, что в тот день ты преодолел огромное расстояние, - очень спокойно произнес он. - Я говорю так, потому что знаю наверняка. Ведь я там был, помнишь?
Я весь вспотел от нервозности и беспокойства.
- Ты преодолел это расстояние потому, что проснулся в удаленной позиции сновидения - продолжал он. - Перетянув тебя через площадь с этой самой скамейки, Хенаро проложил путь, по которому твоя точка сборки смогла сдвинуться из позиции нормального осознания в позицию, где появляется тело сновидения. И в мгновение ока твое тело сновидения преодолело невероятное расстояние. Но важно не это. Собственно тайна заключена в самой позиции сновидения. Ее сила достаточна для того, чтобы перетягивать всего тебя из одного места в другое, в самые разные концы этого мира или за его пределы. Древние видящие широко этим пользовались. Они исчезали из этого мира, потому что просыпались в позиции сновидения, расположенной за пределами известного. Твоя позиция сновидения в тот день была в этом мире, однако далеко отсюда, от Оахаки.
- Но каким образом происходит такое путешествие? - спросил я.
- Это узнать невозможно, - ответил он. - Сильная эмоция, несгибаемое намерение или чрезвычайный интерес выполняют роль проводника, затем точка сборки прочно фиксируется в позиции сновидения и пребывает там достаточно долго для того, чтобы перетянуть туда все эманации, имеющиеся внутри кокона.
Дон Хуан сказал, что за все годы нашего с ним сотрудничества заставлял меня видеть неисчислимое множество раз, как из нормального состояния осознания, так и из состояния повышенного осознания. Я видел превеликое множество самых разных вещей, которые теперь начинают складываться для меня в более-менее связную картину. Связь эта не логическая и не рациональная, но тем не менее она довольно странным образом проясняет все, что я проделал, все, что было проделано со мной и все, что я видел за годы, проведенные с доном Хуаном. И теперь мне осталось уяснить себе лишь одно. Я должен прийти к вплетенному в общую картину, но совершенно иррациональному осознанию следующего факта: все что мы научились воспринимать, неразрывно связано с позицией, в которой находится точка сборки. Стоит точке сборки уйти из определенного положения - и мир тут же прекращает быть таким, каким он был для нас.
Дон Хуан заявил, что если точка сборки смещается за среднюю линию кокона, весь известный нам мир в одно мгновение исчезает из виду, словно его стерли - ибо устойчивость и материальность, столь свойственные ему в нашем восприятии суть не более, чем сила настройки. Определенные эманации, привычно настроенные жесткой фиксацией точки сборки в одном и том же определенном месте - вот что такое наш мир.
- Устойчивость мира не есть мираж, - продолжал он. - Мираж есть фиксация точки сборки в определенном месте. Сдвигая точку сборки, видящий встречается не с иллюзией, но с другим миром. И этот другой мир столь же реален, сколь реален тот, который мы созерцаем сейчас. Однако новая фиксация точки сборки, породившая этот новый мир, - такая же иллюзия, как и прежняя ее фиксация.
- Вот, скажем, ты - сейчас ты находишься в состоянии повышенного осознания. И все, что ты способен в этом состоянии сделать - отнюдь не иллюзия, но вещи, такие же реальные, как мир, с которым ты встретишься завтра в своей обычной жизни. Однако мир, который ты видишь перед собой сейчас, завтра существовать не будет. Он существует лишь тогда, когда твоя точка сборки занимает вполне определенную позицию - ту, в которой она находится в настоящий момент.
- Задача, с которой встречается воин после того, как его тренировка окончена суть интеграция. Воинов, особенно мужчин-нагвалей, в процессе тренировки заставляют сдвигать точку сборки в максимально возможное количество позиций. В твоем случае это количество огромно, их не счесть. И все их тебе придется когда-нибудь интегрировать в единое связное целое.
- Например, сдвинув точку сборки в некоторое особое положение, ты вспомнишь, кем была та женщина, - добавил он со странной улыбкой. - Твоя точка сборки бывала в этой позиции сотни раз. И включить ее в целостную картину тебе будет проще простого.
И тут я начал припоминать, словно память моя зависела от того, что он предложит вспомнить. Смутные образы, неясные ощущения: чувство безграничной привязанности, которое как бы привлекало меня, дивная сладость, разлитая в воздухе, словно кто-то подошел сзади и брызнул на меня духами… Я даже оглянулся. А потом вспомнил. Это была Кэрол - женщина-нагваль! Ведь я только позавчера с ней встречался. Как я мог о ней забыть?
Следующие мгновения невозможно было описать - мне показалось, что вихрь чувств всего моего психологического репертуара пронесся в моем уме. Я спрашивал себя: разве возможно, чтобы я тогда проснулся в ее доме в Туксоне, штат Аризона - за две тысячи миль от Оахаки? И неужели моменты повышенного осознания настолько изолированы Друг от друга, что один из них невозможно вспомнить, переживая другой?

НАЗАДМЕНЮВПЕРЁД


Дон Хуан подошел ко мне и положил руку мне на плечо. Он сказал, что ему в точности известны мои чувства. Его бенефактор заставил его пройти через точно такие же переживания. И так же, как он сейчас пытается успокоить меня, его бенефактор пытался успокоить его самого - словами. Он отдал тогда должное попытке своего бенефактора, но усомнился - и сомневается до сих пор - в том, что возможно успокоить того, кто осознал путешествие в теле сновидения.
Теперь я больше не сомневался. Что-то во мне действительно преодолело расстояние между мексиканским городом Оахакой и американским Туксоном в штате Аризона. Я ощутил странное облегчение, словно сбросил, наконец, с себя груз некой вины.
За годы, проведенные с доном Хуаном, в памяти моей накопилось изрядное количество разрывов. Один из них был связан с нашим пребыванием в Туксоне в тот день. Я помню, что никак не мог вспомнить, когда и как попал в Туксон. Однако я не обратил на это внимания. Я решил, что пробел является результатом моей работы с доном Хуаном. Он всегда очень осторожно обращался с моими рациональными подозрениями и старался не провоцировать их, когда я находился в состоянии повышенного осознания. Там же, где они были неизбежны, он коротко объяснял неувязки во времени и пространстве природой того, что мы делаем, и свойством этого рода практики нарушать память.
Я сказал дону Хуану, что в тот день оба мы оказались в одном и том же месте, и спросил, означает ли это, что два или несколько человек могут проснуться в одной и той же позиции сновидения.
- Ну конечно, - сказал он. - Именно таким образом древние толтекские маги пачками отправлялись в неизвестное. Узнать, каким образом кто-то за кем-то следует, нет никакой возможности. Это происходит и все. Это делает тело сновидения. Его заставляет присутствие другого сновидящего. В тот день ты потянул меня за собой. И я последовал, потому что хотел быть с тобой рядом.
У меня было столько вопросов к нему, но все они казались лишними.
- Как получилось, что я не мог вспомнить женщину-нагваля? - пробормотал я, и ужасная тревога и тоска охватили меня. Я пытался больше не чувствовать печали, но она вдруг пронзила меня, словно боль.
- А ты и не помнишь ее, - сказал он. - Ты вспоминаешь о ней только тогда, когда смещается твоя точка сборки. Она для тебя - как фантом. И ты для нее - тоже. Только один раз ты встречался с ней, находясь в нормальном состоянии осознания. А она в своем нормальном состоянии вообще ни разу тебя не видела. Ты для нее - такой же образ, как она - для тебя. С той лишь разницей, что ты можешь однажды проснуться и все интегрировать, а она - не может. У тебя есть для этого достаточно времени, у нее же его нет совсем. На пребывание здесь ей отведено совсем мало времени.
Мне захотелось восстать против столь чудовищной несправедливости. В уме я подготовил целый поток возражений, но так ничего и не сказал. Дон Хуан лучезарно улыбался. В глазах его светилось веселье и озорство. Я почувствовал - он ждет моих слов и знает, что я собираюсь сказать. И это ощущение меня остановило. Вернее, я ничего не сказал, потому что моя точка сборки опять сместилась. И я знал, что не стоит жалеть женщину-нагваля из-за того, что у нее нет времени, как и мне не стоит радоваться тому, что у меня оно есть.
Дон Хуан видел меня насквозь. Он потребовал, чтобы я закончил разбираться со своим пониманием и сформулировал причину, по которой не стоит ни чувствовать жалость, ни радоваться. На миг я ощутил, что знаю. Но потом утратил нить.
- Подъем, который ты испытываешь оттого, что время есть, равен подъему, который испытываешь оттого, что его нет, - сказал он. - Ибо это - равно.
- Печаль не есть сожаление, - сказал я. - А я чувствую такую глубочайшую печаль.
- Кому какое дело до твоей печали? - сказал он. - Думай о тайне, ибо только это имеет значение. Мы суть живые существа, и смерть - наш удел, а осознание свое мы обязаны сдать туда, откуда оно получено. Но если нам удастся хоть чуть-чуть все это изменить, то какие тайны, должно быть, нас ожидают! Какие тайны!

Глава 18. Преодоление барьера восприятия

Вечером, по-прежнему в Оахаке, мы с доном Хуаном неспешно прогуливались по площади. Подходя к его любимой скамейке, мы увидели, как люди, на ней сидевшие, поднялись и ушли. Мы поспешили к ней, чтобы успеть занять освободившееся место.
- Ну что ж, - произнес дон Хуан, когда мы сели, - вот мы и подошли к концу моего объяснения. Сегодня ты самостоятельно соберешь другой мир, и навсегда отметешь все сомнения. Ты должен безошибочно отдавать себе отчет в том, что тебе предстоит сделать. Сегодня, используя преимущества состояния повышенного осознания, ты должен заставить свою точку сборки перемещаться. И в одно мгновение ты настроишь эманации другого мира.
- А через несколько дней все мы - ты, Хенаро и я - встретимся на вершине горы. И там ты должен будешь сделать то же самое, однако там у тебя не будет никаких преимуществ, ибо на вершине ты будешь находиться в нормальном состоянии осознания. И сделать это тебе необходимо будет в мгновение ока. Если не получится - ты умрешь смертью обычного человека, который сорвался с обрыва.
Он намекал на действие, которым должно было завершиться обучение правосторонней части моего осознания - прыжок с вершины в пропасть.
Дон Хуан заявил, что тренировка воина заканчивается, когда воину удается без посторонней помощи преодолеть барьер восприятия из состояния нормального осознания. Нагваль подводит воина к порогу, но успех зависит от самого воина. Нагваль просто испытывает его, постоянно предоставляя ему возможности самостоятельно за себя постоять.

НАЗАДМЕНЮВПЕРЁД


- Единственная сила, которая способна временно устранить настройку - это настройка, - продолжал он. - Тебе нужно будет устранить настройку, диктующую восприятие обычного мира повседневности. Вознамерившись изменить позицию своей точки сборки и вознамерившись удержать ее в новой позиции достаточно долго, ты соберешь другой мир и тем самым ускользнешь из этого.
- Древние видящие, бросившие вызов смерти, по сей день избегают ее именно таким образом - намерением сдвинув свои точки сборки и зафиксировав их в позициях, переносящих видящих в какой-либо из семи других миров.
- Что произойдет, если мне удастся собрать другой мир? - спросил я.
- Ты отправишься туда, - был ответ. - Как отправился туда Хенаро с этого самого места в тот вечер, когда он показывал тебе тайну настройки. Помнишь?
- Но куда я попаду, дон Хуан?
- В другой мир, разумеется. Куда же еще?
- А окружающие люди, и дома, и горы, и все остальное?
- От всего этого тебя будет отделять тот самый барьер, который ты преодолеешь - барьер восприятия. И точно так же, как захоронившие себя видящие, ты уйдешь из этого мира. Тебя здесь не будет.
Услышав это утверждение, я ощутил, как внутри меня разворачивается настоящее сражение. Какая-то часть меня протестовала и кричала, что позиция дона Хуана не выдерживает никакой критики, другая же часть знала, что он безусловно прав.
Я спросил, что произойдет, если я сдвину свою точку сборки в Лос-Анжелесе - прямо на улице, среди людей и транспорта.
- Лос-Анжелес растает, как дым, - очень серьезно ответил он. - Но ты останешься.
- В этом и заключается тайна, которую я пытался тебе объяснить. Ты не раз испытывал это на себе, однако так и не понял. А сегодня - поймешь.
Он сказал, что пока еще я не сумею воспользоваться для сдвига точки сборки толчком земли. Пусковым моментом станет настоятельная потребность в осуществлении сдвига.
Дон Хуан взглянул на небо. Он вытянул вверх руки, словно слишком долго просидел неподвижно и теперь хотел сбросить физическую закрепощенность. Потом он приказал мне выключить внутренний диалог и погрузиться в безмолвие. Потом он встал и пошел прочь с площади, знаком велев мне следовать за ним. Мы вошли в пустынную боковую улочку. Я узнал ее - это была та самая улица, на которой Хенаро демонстрировал мне настройку. Едва я это вспомнил, как тут же обнаружил, что шагаю рядом с доном Хуаном по пустынной равнине с желтыми дюнами из чего-то похожего не серу. Место это к тому времени уже было мне хорошо знакомо.
Я вспомнил, что дон Хуан заставлял меня воспринимать этот мир много-много раз. И еще я вспомнил, что за пустынными дюнами есть еще один мир, сияющий дивным, ровным, чистым, белым светом.
Когда в этот раз мы с доном Хуаном вошли в белый мир, я ощутил, что свет, исходивший отовсюду, не прибавляет сил, но успокаивает настолько, что производит впечатление священного.
Священный свет омывал меня, и тут вполне рациональная мысль пришла мне в голову. Я подумал, что мистики и святые, должно быть, совершали это путешествие точки сборки. В человеческой матрице они видели Бога, в серных дюнах - ад, а в дивном прозрачно-белом свете они видели райское сияние небес.
Рациональная мысль немедленно сгорела под натиском того, что я воспринимал. Мое осознание было привлечено огромным количеством фигур мужчин, женщин, детей всех возрастов и других непостижимых образов. Все это ослепительно сияло лучистой белизной.
Я увидел дона Хуана. Он шагал рядом. Он смотрел не на явившиеся нам образы, а на меня. В следующее мгновение я увидел его иначе - теперь это был шар светимости, качавшийся вверх-вниз в футе от меня. Неожиданно шар резко приблизился, и я увидел то, что было внутри.
Специально для меня дон Хуан принялся манипулировать своим свечением осознания. Оно неожиданно выхватило четыре или пять нитеподобных волокон на левой стороне его светимости и там зафиксировалось. Мое внимание было полностью сосредоточено на этих ярких волокнах. Что-то медленно втянуло меня в некоторое подобие трубы, и я увидел союзников - три темные, длинные, прямые фигуры, дрожащие подобно листьям на ветру. Я видел их на почти светящемся розовом фоне. В мгновение, когда я сфокусировал на них свой взгляд, они приблизились ко мне. Они не скользили и не летели, но подтягивались на каких-то волокнах белизны, исходивших из меня. Белизна не была ни светом, ни свечением, она походила на толстые линии, нарисованные меловым порошком. Они рассеялись быстро, но не достаточно: прежде, чем это произошло, союзники уже на меня насели.
Они теснили меня со всех сторон. Я почувствовал раздражение. Союзники немедленно, словно по внушению, от меня отодвинулись. Мне стало их жаль. И тут же они вернулись. Они подошли совсем близко и стали об меня тереться. И я увидел то, что уже видел в зеркале, погруженном в ручей. Союзники не обладали внутренней светимостью. В них не было также внутренней подвижности. В них не было жизни. Но тем не менее, было очевидно, что они живые. Странные гротескные фигуры, напоминавшие застегнутые на «молнию» спальные мешки. Посередине каждого из них проходила тонкая линия, похожая на шов.
Они не были мне приятны. Я ощущал их полную чужеродность. Это порождало чувство неудобства, какое-то нетерпение. Я видел, что союзники движутся, словно подпрыгивая вверх-вниз, и внутри них что-то слабо-слабо светится. Интенсивность свечения становилась все большей, пока наконец, по крайней мере у одного, из них, свечение не стало достаточно ярким.
В мгновение, когда я это увидел, я обнаружил, что нахожусь в черном мире. Он не был темен как ночь, скорее просто все, что меня окружало, было черным, как смоль. Я взглянул на небо, но нигде не было видно света. Небо тоже было черным и буквально сплошь усеянным линиями и неправильными кольцами черноты разной плотности. Оно было похоже на черную древесину с рельефно выделенной фактурой.
Я посмотрел вниз, на землю. Она была пушистой. Казалось, она образована хлопьями агар-агара. Они не были матовыми, но они и не блестели. Это было нечто среднее. Такого я никогда в жизни не видел: черный агар-агар.
Затем я услышал голос видения. Он сказал, что моя точка сборки собрала целостный мир в другой большой полосе - черный мир.

НАЗАДМЕНЮВПЕРЁД


Я старался впитывать каждое услышанное слово. Но для этого мне пришлось разделить сосредоточение. Голос замолчал, фокусировка зрения восстановилась. Мы с доном Хуаном стояли на улице в нескольких кварталах от площади.
Я мгновенно почувствовал, что времени на отдых у меня нет, и бессмысленно идти на поводу у желания впасть в состояние шока. Собравшись с силами, я спросил у дона Хуана, удалось ли мне выполнить то, что он задумывал.
- Ты выполнил все в точности так, как от тебя требовалось, - заверил он. - Давай вернемся на площадь, я хочу пройтись по ней еще раз - последний раз в этом мире.
Я не хотел думать об уходе дона Хуана, поэтому спросил его о черном мире. Мне смутно припоминалось, что когда-то я его уже видел.
- Это - мир, который собирается проще всего, - ответил он. - И из всего, что ты только что пережил, внимания заслуживает только он. Сборка черного мира - единственная полноценная настройка эманаций другой большой полосы, которой тебе когда-либо удавалось добиться. Все остальное - поперечный сдвиг в человеческой полосе, не выходящий за пределы одной и той же большой полосы - той, которой принадлежит и полоса человека. Стена тумана, желтые дюны, мир белых призраков - все это результаты поперечного смещения точки сборки, обусловленные настройкой, которую она осуществляет на своем пути к критической позиции.
Пока мы шли к площади, дон Хуан объяснил мне, что одним из странных свойств черного мира является отсутствие в нем эманаций, отвечающих за время в нашем мире. Вместо них там имеются другие эманации, дающие другой результат. Попав в черный мир, видящий может чувствовать, что прошла вечность, но в нашем мире за это время проходит лишь мгновение.
- Черный мир - ужасен, потому что тело в нем стареет, - убежденно добавил он.
Я попросил разъяснить. Он замедлил шаги и взглянул на меня. Он напомнил мне, как Хенаро, со свойственной ему прямотой уже пытался как-то обратить на это мое внимание, когда говорил, что мы брели по аду целую вечность, хотя и минуты не прошло в том мире, который мы знаем.
Дон Хуан заметил, что в молодости он был какое-то время одержим черным миром. И однажды в присутствии своего бенефактора поинтересовался, что будет, если он отправится в черный мир и некоторое время там побудет. Но его бенефактор не был склонен к объяснениям. Он просто отправил дона Хуана в черный мир, предоставив тому самостоятельно выяснять, что из этого получится.
- Сила нагваля Хулиана была столь огромна, что мне понадобилось несколько дней на то, чтобы оттуда выбраться, - продолжал дон Хуан.
- Ты имеешь в виду, что на возвращение точки сборки в нормальное положение у тебя ушло несколько дней? - переспросил я.
- Да, именно это я и имею в виду, - подтвердил он. И он рассказал, что за несколько дней блуждания в черном мире он постарел по крайней мере лет на десять, если не больше. Эманации внутри его кокона почувствовали напряжение нескольких лет одинокой борьбы.
С Сильвио Мануэлем все было совсем по-другому. Его нагваль Хулиан тоже швырнул в неизвестное, но Сильвио Мануэль собрал другой мир в одной из других больших полос. В том мире тоже не было времени, но он действовал на видящего совершенно противоположным образом. Сильвио Мануэль отсутствовал целых семь лет, хотя ему показалось, что он провел в том мире всего мгновение.
- Сборка других миров - вопрос не только практики, но также намерения, - продолжил дон Хуан. - И это не просто упражнение по выскакиванию из других миров, как на резинке. Видящий должен обладать отвагой. Преодолев барьер восприятия, ты вовсе не обязан возвращаться в то самое место этого мира, откуда уходил. Понимаешь?
Смысл его слов начинал медленно до меня доходить. У меня возникло почти непреодолимое желание посмеяться над столь абсурдной идеей, но идея вдруг стала превращаться в уверенность, однако прежде, чем я успел вспомнить что-то еще, дон Хуан заговорил, не дав мне до этого чего-то добраться.
Он сказал, что при сборке других миров воин подвергается опасности, которая заключается в их притягательности. Они притягательны не в меньшей степени, чем наш мир. После того, как точка сборки высвободилась из фиксированного положения, она может быть зафиксирована силой настройки в других положениях. Такова сила настройки. Поэтому воин рискует застрять в немыслимом одиночестве.
Рациональная часть меня отметила, что, пребывая в черном мире, я видел дона Хуана рядом с собой как шар светимости. Следовательно, есть возможность находиться в том мире не в одиночестве.
- Возможность есть, но только в том случае, если те, с кем ты намерен туда отправиться, сдвинут свои точки сборки одновременно с тобой, - сказал по этому поводу дон Хуан. - Я сдвинул свою, чтобы отравиться туда вместе с тобой, иначе ты оказался бы там один в обществе союзников.
Мы остановились. Дон Хуан сказал, что мне пора.
- Я хочу, чтобы ты миновал все поперечные сдвиги, - объяснил он, - и отправился прямо в следующий целостный мир - в черный мир. Через пару дней тебе предстоит проделать это самостоятельно. И тогда у тебя не будет времени на мелочи - если ты не сделаешь этого, ты умрешь.
И он объяснил, что преодоление барьера восприятия является кульминацией всего того, что делают видящие. С момента преодоления барьера человек и его судьба приобретают для воина совсем другое значение. Ввиду трансцендентального значения преодоления этого барьера, видящие используют акт его преодоления в качестве финального теста. Воин должен прыгнуть в пропасть с обрыва, находясь в состоянии нормального осознания. Если ему не удастся стереть мир повседневности и собрать другой мир до того, как он достигнет дна, он погибнет.
- Ты должен заставить этот мир исчезнуть, - продолжал дон Хуан, - но при этом в каком-то смысле остаться самим собой. Это и есть последний бастион осознания, на который рассчитывают новые видящие. Они знают, что, когда пламя осознания сожжет их, они сохранят самоосознание, в определенном смысле оставаясь самими собой.
Он улыбнулся и указал на улицу, которая была видна с того места, где мы стояли - ту самую улицу, где Хенаро показывал мне тайны настройки.
- Эта улица, как и любая другая, ведет в вечность, - сказал он. - Нужно только идти по ней в абсолютном безмолвии. Время! Теперь иди! Иди!
Он повернулся и зашагал от меня. Хенаро ждал его на углу. Хенаро помахал мне рукой и жестом велел идти. Дон Хуан удалялся, не оглядываясь. Хенаро пошел рядом с ним. Я двинулся было за ними. Но я знал, что поступаю неверно. И я пошел в обратную сторону по темной пустынной унылой улице. Я не поддался ни чувству поражения, ни ощущению беспомощности. Я шел, погрузившись в безмолвие. Точка сборки начала смещаться с бешеной скоростью. Я увидел троих союзников. Они словно широко улыбались своими линиями, протянувшимися поперек коконов. Мне было все равно, ничто не имело значения. И тогда сила, подобная ветру, унесла прочь этот мир.

НАЗАДМЕНЮВПЕРЁД

Эпилог

Спустя пару дней вся команда Нагваля и все ученики собрались на плоской вершине горы, о которой говорил мне дон Хуан.
Дон Хуан сказал, что все со всеми уже попрощались и что мы находимся в состоянии осознания, не допускающем никаких сантиментов. Для нас существует только действие, ибо теперь мы - воины в состоянии тотальной войны.
Все, кроме дона Хуана, Хенаро, Паблито, Нестора и меня отошли немного в сторону от вершины, чтобы дать возможность Паблито, Нестору и мне остаться наедине с самими собой и вернуться в состояние нормального осознания.
Но перед тем, как мы сделали это, дон Хуан взял нас за руки и обошел вместе с нами плоскую вершину.
- Через минуту вам предстоит собственным намерением сдвинуть свои точки сборки, - сказал он. - И никто не поможет вам. Теперь вы одни. И вы должны помнить: намерение начинается с команды.
Древние видящие говорили: если уж воин собирается вести внутренний диалог, - это должен быть правильный диалог. Для древних видящих это означало, что диалог должен быть о магии и об усилении самопоглощенности. Для новых видящих это означает не диалог вообще, но отрешенное управление намерением посредством уравновешенных и трезвых команд.
Дон Хуан несколько раз повторил, что управление намерением начинается с команды, данной самому себе. Затем команда повторяется до тех пор, пока не становится командой Орла. И в тот миг, когда воин достигает внутреннего безмолвия, его точка сборки сдвигается.
- Сам факт возможности осуществления такого маневра, - сказал дон Хуан, - имеет чрезвычайно большое значение как для древних видящих, так и для новых, но по диаметрально противоположным причинам. Знание его позволяло древним видящим сдвигать свои точки сборки в невообразимые позиции сновидения в неизмеримом неизвестном. Для новых видящих знание этого факта означает отказ от того, чтобы стать пищей. Оно позволяет им ускользнуть от Орла, сдвинув точку сборки в позицию сновидения, называемую «абсолютной свободой».
- Древние видящие обнаружили возможность сдвинуть точку сборки на границу известного и удерживать ее там в состоянии сверхповышенного осознания. Из этой позиции они увидели, что можно медленно и неуклонно сдвигать точку сборки дальше - в другие позиции за границей известного. Такой сдвиг был великим достижением, исполненным отваги, но начисто лишенным уравновешенности, ибо они никогда не смогли, а может быть, не захотели вернуть точку сборки обратно.
Искатель приключений, поставленный перед выбором - умереть здесь, в обычном мире или умереть в одном из других неизведанных миров - неизбежно предпочтет второе. Новые видящие осознали, что выбор их предшественников заключался только в изменении места смерти. И они поняли тщетность всего этого: тщетность борьбы за власть над своими ближними, тщетность собирания других миров, и, прежде всего, - тщетность чувства собственной важности.
Одним из самых удачных решений, принятых новыми видящими, было решение никогда не допускать устойчивых смещений точки сборки в какие бы то ни было положения, отличные от позиции повышенного осознания. Из этой позиции им фактически удалось разрешить дилемму тщетности. Они обнаружили, что дело не в том, чтобы выбрать другой мир, в котором можно было бы умереть, а в том, чтобы выбрать полное осознание, полную свободу.
Дон Хуан отметил, что, избрав абсолютную свободу, новые видящие непреднамеренно продолжили традицию своих предшественников, бросивших вызов смерти. Однако их вызов стал квинтэссенцией вызова вообще, брошенного смерти.
Новые видящие обнаружили, что, если сначала сдвинуть точку сборки к границам неизвестного, а затем вернуть на границу известного, то потом, мгновенно высвобождаясь, она подобно молнии проносится поперек всего кокона человека, настраивая сразу все внутренние эманации.
- Новые видящие за счет силы настройки сгорают, - продолжал дон Хуан, - воли, которую они безупречной жизнью превратили в силу намерения. Намерение суть настройка всех янтарных эманаций осознания, поэтому правильно будет назвать полную свободу полным осознанием.
- Именно это все вы собираетесь сделать, дон Хуан? - спросил я.
- Вероятнее всего мы это сделаем, если у нас окажется достаточно энергии, - ответил он. - Свобода - дар Орла человеку. К сожалению, очень немногие из людей понимают, что для того, чтобы принять этот бесценный дар, нам необходимо лишь обладать достаточным количеством энергии.
А если это все, что нам необходимо, то мы должны всеми способами экономить и накапливать энергию.
Потом дон Хуан позволил нам вернуться в состояние нормального осознания. На закате Паблито, Нестор и я прыгнули в пропасть. Дон Хуан и все члены его отряда сгорели в огне изнутри. Они ушли в полное осознание, ибо обладали количеством энергии, достаточным для того, чтобы принять умопомрачительный дар свободы.
Паблито, Нестор и я не погибли на дне той пропасти, как не погибли там и другие ученики, прыгнувшие с вершины до нас. Ибо никто из нас не достиг дна. Под воздействием такого значительного и непостижимого поступка, как прыжок навстречу смерти, все мы сдвинули свои точки сборки и собрали другие миры.
Теперь мы знаем, что мы оставлены здесь для того, чтобы вспомнить состояние повышенного осознания и восстановить полноту своей сущности. Знаем мы также и то, что, чем больше мы будем вспоминать, тем более сильным будет становиться наше вдохновение и наше устремление, и тем более глубокие сомнения и возрастающее смятение будут охватывать нас.
Итак, мы оставлены испытывать танталовы муки, стремясь к ответам на самые главные вопросы о природе и судьбе человека, до тех пор, пока у нас не будет энергии, достаточной не только для того чтобы проверить все, чему учил нас дон Хуан, но и для того, чтобы самим принять дар Орла.

НАЗАДМЕНЮВПЕРЁД


При поддержке сайта www.nagual.at.ua


Hosted by uCoz