8 страница
Глава 11. Арендатор
Практика сновидений в том виде, который был привычен для меня, закончилась. Когда я в следующий раз встретился с доном Хуаном, он поручил руководство надо мной двум членам своей партии: Флоринде и Зулейке. Они являлись его ближайшими соратниками. Их инструкции касались не только врат сновидения, но были посвящены и различным путям использования энергетического тела, но все это не имело для меня особой важности, так как наше общение было достаточно непродолжительным. У меня создалось впечатление, что они скорее были заинтересованы в том, чтобы проэкзаменовать меня, чем в обучении чему-либо.
- Не осталось больше ничего, чему я мог бы научить тебя о сновидениях, - сказал дон Хуан, отвечая на мой вопрос о положении дел.
- Мое время на этой земле закончилось. Но остается Флоринда. Она теперь единственная, кто будет направлять не только тебя, но и всех остальных моих учеников.
- Будем ли мы с ней продолжать мою практику сновидения?
- Этого не знаю ни я, ни она. Все зависит от духа. Реального игрока. Мы не играем сами по себе. Мы просто пешки в его руках. Следуя предначертаниям духа, я должен сказать тебе, что представляют из себя четвертые врата сновидения, хотя направлять тебя я больше не смогу.
- Я не понимаю, какой тогда смысл разжигать мой интерес?
- Дух не оставляет решать это ни тебе, ни мне. Я должен описать тебе четвертые врата сновидения, нравится мне это или нет.
Дон Хуан объяснил, что в четвертых вратах сновидения тело энергии путешествует в особые конкретные места, и что существуют три пути использования четвертых врат: первый - путешествовать в определенные места этого мира, второй - путешествовать в определенные места за пределами этого мира, и третий - путешествовать в те места, которые существуют только в намерении других. Он отметил, что последний путь наиболее трудный и опасный из всех и, более того, является склонностью древних магов.
- И что же, по-твоему, мне делать с этим знанием? - спросил я.
- В данный момент - ничего. Просто отложи его, пока не понадобится.
- Ты хочешь сказать, что я смогу пересечь четвертые врата сновидения самостоятельно, без всякой помощи?
- Сможешь ты это сделать или нет - зависит от духа.
Он резко оборвал тему, и в результате у меня отнюдь не создалось впечатления, что я смогу достичь и пересечь четвертые врата самостоятельно.
Затем дон Хуан назначил мне последнюю встречу, для того, чтобы, как он сказал, устроить мне магические проводы: заключительный пункт в моей практике сновидения. Он сказал, что мы встретимся с ним в небольшом городке в Южной Мексике, где жил он и члены его партии магов.
Я прибыл туда после полудня. Мы с доном Хуаном сидели в патио его дома на каких-то неудобных плетеных стульях, покрытых толстыми подушками. Дон Хуан посмеивался и подмигивал мне. Стулья были подарком одного из женских воинов его партии, и мы просто должны были сидеть так, словно нас ничто не беспокоит, особенно его. Стулья были куплены в Фениксе, штат Аризона, и с большими сложностями переправлены в Мексику.
Дон Хуан попросил прочесть ему стихотворение Дилана Томаса, которое, по его словам, в данный момент больше всего подходило к моему состоянию:
Я стремился уйти
От лжи, подобной шипенью змеи.
И непрерывный плач старого ужаса,
Становящийся день ото дня все невыносимее,
Стекает через холм в пучину моря…
Я стремился уйти, но я боюсь;
Немного жизни, еще нерастраченной, может взорваться
В границах старой лжи, горящей на земле,
И, потрескивая в воздухе, оставить меня полуослепшим.
Дон Хуан встал и сказал, что он собирается прогуляться по площади в центре города. Он предложил мне присоединиться к нему. Я тут же решил, что стихотворение как-то ухудшило его настроение, и ему необходимо развеять его.
Мы дошли до площади, не говоря друг другу ни слова. Несколько раз мы обошли ее, все еще продолжая молчать. Возле магазинов на улицах, обращенных в сторону восточной и северной сторон парка, околачивалось несколько прохожих. Все улицы, окружавшие парк, были вымощены кое-как. Они были застроены массивными, одноэтажными кирпичными домами с черепичными кровлями, белыми стенами и окрашенными в синий или коричневый цвет дверями. На боковой улочке в квартале от площади угрожающе вздымались над крышей единственной в городе гостиницы высокие стены громадной колониальной церкви, похожей на марокканскую мечеть.
На южной стороне располагались два ресторана, которые существовали бок о бок, необъяснимым образом процветая в таком соседстве, хотя в них готовили практически одни и те же блюда и по одинаковым ценам.
Я наконец нарушил молчание, спросив дона Хуана, не находит ли он странным, что оба ресторана были практически одинаковыми.
- В этом городе возможно все, - ответил дон Хуан.
Что-то в его голосе вызвало у меня ощущение сильного дискомфорта.
- Почему ты так нервничаешь? - спросил он с серьезным выражением лица. - Ты знаешь что-нибудь, о чем не говоришь мне?
- Почему я нервничаю? Смешно. Я всегда нервничаю рядом с тобой, дон Хуан. Иногда сильнее, чем другие.
Казалось, он прилагал значительные усилия, чтобы не рассмеяться.
- Нагвали не самые дружественные существа на земле, - сказал он извиняющимся тоном. - Я научился этому весьма нелегким образом в борьбе со своим учителем, ужасающим нагвалем Хулианом. Казалось, от одного его присутствия для меня мерк дневной свет. Иногда он, бывало, фокусировался на мне, и мне тогда казалось, что моя жизнь висит на волоске.
- Ты, дон Хуан, несомненно оказываешь на меня такое же воздействие.
Он открыто рассмеялся.
- Нет, нет. Ты явно преувеличиваешь. Да по сравнению с ним я просто ангел.
- Может быть, по сравнению с ним ты и ангел, только вот у меня нет возможности сравнивать.
Он рассмеялся, а потом опять стал серьезным.
- Сам не знаю почему, но мне явно страшно, - объяснил я.
- Ты чувствуешь, что у тебя есть причина для страха? - спросил он и остановился, чтобы рассмотреть меня.
Тон его голоса и то, как он поднял брови, создавали впечатление, будто он подозревает, что я о чем-то умалчиваю. Очевидно было, что он искал случая разоблачить меня.
- Твоя настойчивость меня удивляет, - сказал я. - Мне кажется, что ты, а не я, и есть тот, кто что-то прячет в своем рукаве.
- Кое-что в моем рукаве имеется, - согласился он и усмехнулся. - Но не в этом дело. Дело в том, что в этом городе есть нечто, что ждет тебя. И ты не до конца знаешь, что это, или ты знаешь, что это, но не осмеливаешься сказать мне, или ты вовсе ничего об этом не знаешь.
- Что же меня здесь ждет?
Вместо ответа дон Хуан возобновил прогулку, и мы продолжали ходить вокруг площади в полном молчании. Мы несколько раз обошли площадь, выискивая, где бы сесть. Вскоре несколько молодых женщин встали со скамьи и ушли.
- Годами я рассказывал тебе о заблуждениях магов древней Мексики, - сказал дон Хуан, усевшись на скамью и жестом предлагая мне сесть рядом.
С горячностью человека, который рассказывает об этом впервые, он опять повторил мне то, о чем говорил много раз: что те маги, направляемые исключительно эгоистическими интересами, все свои усилия сосредоточили на совершенствовании методов, которые уводили все дальше и дальше от состояния трезвости и ментального равновесия, что они в конце концов были уничтожены, когда сложные конструкции их убеждений и методов стали настолько громоздкими, что они были просто не способны поддерживать их дальше.
Конечно, маги древности жили и множились в этих местах, - сказал он, наблюдая за моей реакцией. - Здесь, в этом городе. Этот город на самом деле был построен на развалинах одного из их городов. Здесь, именно в этом месте маги древности и совершали все свои деяния.
- Ты это знаешь наверняка, дон Хуан?
- Очень скоро ты будешь знать это так же точно. Мое возросшее беспокойство заставило меня делать то, чего я не выносил: начать фокусироваться на себе. Дон Хуан, видя мое раздражение, подлил масла в огонь.
- Очень скоро мы узнаем, кто тебе больше нравится: древние маги или современные.
- Что за удовольствие тебе пугать меня этими странными и зловещими разговорами, - запротестовал я.
Общение с доном Хуаном в течение тринадцати лет, помимо всего прочего, приучило меня рассматривать панику как фактор, обычно сопутствующий скорому возникновению какой-то очень важной ситуации.
Дон Хуан, казалось, колеблется. Я заметил, что он украдкой бросает взгляды на церковь. Он даже казался рассеянным. Когда я заговорил с ним, он, казалось, не услышал моих слов. Я повторил свой вопрос.
- Ты ждешь кого-нибудь?
- Да, сказал он. - Можешь не сомневаться, жду. Ты поймал меня на сканировании окружающего пространства моим энергетическим телом.
- И что ты почувствовал, дон Хуан?
- Мое энергетическое тело чувствует, что все на своих местах. Пьеса начинается вечером. Ты - главный герой. Я характерный актер с маленькой незначительной ролью. Мой выход - в первом акте.
- Что ты имеешь в виду?
Он не ответил мне, улыбнувшись с видом человека, который знает, но не говорит.
- Я готовлю почву, - сказал он, - так сказать, разогревая тебя, втолковывая идею о том, что современные маги извлекли серьезный урок. Они поняли, что только в случае, если они будут полностью отрешенными, они могут получить энергию и стать свободными. Это особый вид отрешенности, который рождается не из страха или праздности, но из уверенности.
Дон Хуан умолк и встал, вытянув руки перед собой в стороны, а затем за спину.
- Сделай то же самое, - посоветовал он мне. - Это снимает скованность, а тебе нужно быть очень собранным перед лицом того, что предстоит тебе вечером.
Он широко улыбнулся.
- Этим вечером к тебе придет или полная отрешенность или абсолютное индульгирование. Это тот выбор, который должен сделать каждый нагваль моей линии.
Он опять сел и сделал глубокий вдох. То, что он сказал, похоже, забрало всю его энергию.
- Я думаю, что способен понять отрешенность и индульгирование, - продолжал он, - потому что знал двух нагвалей: моего бенефактора, нагваля Хулиана, и его учителя, нагваля Элиаса. Я видел различие между ними. Нагваль Элиас был отрешенным до такой степени, что мог отказаться от дара силы. Нагваль Хулиан тоже был отрешенным, но не настолько, чтобы отказаться от такого дара.
- Судя по тому, что ты говоришь, - заметил я, - я мог бы сказать, что сегодня вечером ты готовишь меня к какому-то испытанию. Это правда?
- У меня нет власти подвергать тебя испытаниям какого бы то ни было рода, но у духа она есть.
Он сказал это с усмешкой, а затем добавил:
- Я просто его проводник.
- Что дух собирается сделать для меня, дон Хуан?
- Я могу только сказать, что сегодня вечером ты получишь урок в сновидении так, как это бывало обычно, но это будет урок не от меня. Кое-кто другой собирается быть твоим учителем и гидом этим вечером.
- И кто же это?
- Тот, кто может оказаться для тебя полной неожиданностью, - или не будет неожиданностью вовсе.
- Какого типа урок сновидения я получу?
- Это урок о четвертых вратах сновидения. И он состоит из двух частей. Первую я тебе вскоре объясню. Вторую часть объяснить тебе не сможет никто, потому что это нечто, касающееся только тебя лично. Все нагвали моей линии получали такой урок из двух частей. Но все они были разные: они всегда в точности соответствуют особенностям личности каждого нагваля.
- Твое объяснение совершенно не помогает мне, дон Хуан. Я только еще больше нервничаю.
Мы долго молчали. Я был испуган, не мог успокоиться и не знал, что сказать, чтобы это не выглядело жалко.
- Как ты уже знаешь, способность современных нагвалей непосредственно ощущать энергию - это дело личного достояния, - сказал дон Хуан. - Мы управляем точкой сборки посредством самодисциплины. Для древних магов перемещение точки сборки было следствием подчинения другим - их учителям, которые осуществляли эти перемещения темными способами и представляли их своим ученикам как дары силы.
- Что-то сделать для нас может только тот, кто обладает большей, чем у нас, энергией, - продолжал он. - Например, нагваль Хулиан мог превращать меня по своему желанию в кого угодно: от дьявола до святого. Но он был безупречным нагвалем и позволял мне быть собой. Древние маги не были безупречными, и посредством непрерывных усилий достигали контроля над другими, создавая ситуации, полные ужаса и мрака, которые передавались от учителя к ученику.
Он поднялся и внимательно осмотрелся по сторонам.
- Как видишь, этот город невелик, - продолжал он, - но для воинов моей линии он имеет неповторимое очарование. Здесь находится источник того, что мы есть, и источник того, чем мы не хотим быть.
Мое время заканчивается и я должен передать тебе определенные мысли, рассказать тебе определенные истории, привести тебя в контакт с определенными сущностями, так же, как это делал со мной мой бенефактор.
Дон Хуан сказал, что, как мне это уже хорошо известно - все, чем он является и все, что он знает, - наследие его учителя, нагваля Хулиана. В свою очередь, тот унаследовал все от своего учителя, нагваля Элиаса. Нагваль Элиас - от нагваля Розендо; тот - от нагваля Лухана, нагваль Лухан - от нагваля Сантистебана, нагваль Сантистебан - от нагваля Себастьяна.
Он повторил мне очень официальным тоном то, что объяснял уже не раз: что перед нагвалем Себастьяном было еще восемь нагвалей, но те были совсем другими. Они по-другому относились к магии, иначе понимали ее, хотя оставались при этом в русле все той же магической линии.
- Ты должен вспомнить теперь и повторить мне все, что я говорил тебе о нагвале Себастьяне, - потребовал он.
Его просьба показалась мне странной, но я повторил все то, о чем не раз слышал от него самого или членов его отряда о нагвале Себастьяне и мифологическом маге древности, бросившем вызов смерти, известного всем им как «арендатор».
- Ты знаешь, что «бросивший вызов смерти» каждое поколение делает нам дары силы, - сказал дон Хуан, - и именно особая природа этих даров силы стала тем фактором, который изменил само направление нашей линии.
Он объяснил, что арендатор, будучи магом старой школы, обучился у своих учителей всем сложностям перемещения своей точки сборки. Так как тысячи лет странной жизни и осознания - это время, достаточное для совершенствования чего угодно, - теперь он знает, как достичь и удержать сотни, если не тысячи, позиций точки сборки.
Его дары одновременно являются как планом для перемещения точки сборки в особые места, так и руководством по удержанию ее в избранных позициях, достигая таким образом состояния соответствия.
Это был пик артистичности дона Хуана. Я никогда не видел его более драматичным. Если бы я не знал его столь хорошо, я бы поклялся, что, судя по интонациям его голоса, он охвачен глубоким страхом или беспокойством. Его жесты могли бы создать у меня впечатление, что он актер, с совершенством изображающий нервозность и озабоченность.
Дон Хуан внимательно посмотрел на меня и, словно делая тайное признание, сообщил мне, что, к примеру, нагваль Лухан получил от арендатора в дар не менее пятидесяти позиций. Он ритмически покачивал головой, как бы молча призывая меня обратить внимание на то, что он только что сказал. Я молчал.
- Пятьдесят позиций! - воскликнул он драматически. - Даже дара в виде одной или, самое большее, двух позиций точки сборки было бы более чем достаточно.
Он пожал плечами как бы в замешательстве.
- Мне рассказывали, что арендатор чрезвычайно любил нагваля Лухана, - продолжал он. Они были связаны такой тесной дружбой, что стали практически неразделимы. Мне говорили, что нагваль Лухан и арендатор часто заходили в церковь, особенно во время утренних богослужений.
- Прямо здесь, в этом городе? - потрясенно спросил я.
- Именно здесь, - ответил он. - Возможно, более ста лет назад они садились именно на это место, разве что на другую скамью.
- Нагваль Лухан и арендатор в самом деле гуляли по этой площади? - снова спросил я, не в силах преодолеть свое изумление.
- Конечно! - воскликнул он. - Я взял тебя с собой сегодня вечером, потому что стихотворение, которое ты мне читал, натолкнуло меня на мысль, что пришло время для твоей встречи с арендатором.
Паника охватила меня как степной пожар. Я стал задыхаться.
- Мы обсудили странные достижения древних магов, - продолжал дон Хуан. - Но всегда тяжело воспринимать объяснения, не имея собственного знания. Я могу повторять тебе снова и снова до самого судного дня то, что является абсолютно ясным для меня, но остается недоступным для твоего понимания или веры, потому что у тебя нет практического знания об этом.
Он поднялся и оглядел меня с головы до ног.
- Пойдем в церковь, - сказал он. - Арендатор любит церковь и ее окрестности. Я уверен, что сейчас самое время пойти туда.
За время нашего знакомства с доном Хуаном так страшно мне было всего несколько раз. Я оцепенел. Когда я все-таки встал, все мое тело дрожало. Живот стянуло в узел. Однако я молча пошел за ним в сторону церкви; колени дрожали и ноги буквально подгибались на каждом шагу. К тому времени, когда мы прошли квартал от площади и подошли к сломленным из известняка ступеням, ведущим в церковь, я был близок к обмороку. Для поддержки дон Хуан был вынужден обхватить меня за плечи.
- Арендатор здесь, - сказал он так просто, как будто сообщал о старом друге.
Я посмотрел в том направлении, куда он указал, и увидел группу из пяти женщин и трех мужчин в дальнем конце галереи. На первый брошенный мною быстрый и панический взгляд, в тех людях не было ничего необычного. Я даже не мог сказать, заходили они в церковь или выходили из нее. Однако я заметил, что они не составляют единой группы. Они оказались там вместе случайно.
К тому моменту, как мы с доном Хуаном подошли к маленькой двери, врезанной в массивные деревянные ворота церкви, три женщины вошли в церковь. Трое мужчин и две другие женщины уходили. Я в замешательстве посмотрел на дона Хуана, ожидая указаний.
Движением подбородка он обратил мое внимание на чашу со святой водой.
- Мы должны соблюдать обычаи и перекреститься, - прошептал он.
- Где арендатор? - тоже шепотом спросил я.
Дон Хуан погрузил кончики пальцев в воду и перекрестился. Повелительным жестом подбородка он заставил меня сделать то же самое.
- Был ли арендатор одним из троих мужчин, которые вышли? - прошептал я ему на ухо.
- Нет, - шепнул он в ответ. - Арендатор - одна из трех женщин, которые остались. Она там, сзади.
В этот момент женщина в заднем ряду повернула ко мне голову, улыбнулась и кивнула.
Одним прыжком я оказался у двери и выбежал наружу. Дон Хуан выбежал вслед за мной. Он догнал меня с невероятной ловкостью и схватил за руку.
- Куда это ты собрался? - спросил он.
Все его лицо и тело сотрясались от смеха.
Он крепко держал меня за руку, пока я жадно глотал воздух и самым настоящим образом задыхался. Приступы смеха накатывали на него, как океанские волны. Я рванулся в сторону и бросился в сторону площади. Он последовал за мной.
- Я никогда не подумал бы, что это до такой степени выведет тебя из себя, - сказал он, сотрясаясь от нового приступа смеха.
- Почему ты не говорил мне, что арендатор - женщина?
- Тот маг - это бросивший вызов смерти, - сказал он торжественно. - Для мага, столь опытного в перемещениях точки сборки, быть мужчиной или женщиной - дело выбора или удобства. Это та первая часть урока сновидения, о которой я тебе говорил, и бросивший вызов смерти и есть тот таинственный посетитель, который собирается провести тебя через него.
От смеха он закашлялся и схватился за бока. Я оцепенел. Затем меня охватил приступ ярости. Это было не бешенство по отношению к дону Хуану, к себе или к кому-либо - мою грудь переполнила какая-то холодная подступившая к горлу ярость, готовая взорвать меня.
- Давай вернемся в церковь, - закричал я, не узнавая своего голоса.
- Сейчас, сейчас, - сказал он тихо. - Не спеши бросаться в огонь. Подумай. Взвесь. Определись. Успокойся, остынь. Никогда в жизни тебе еще не приходилось проходить такое испытание. Сейчас тебе нужно спокойствие.
- Я не могу сказать тебе, что делать, - продолжал он. - Как всякий нагваль, я поверну тебя лицом к твоей задаче, предварительно рассказав тебе косвенным образом кое-что имеющее отношение к предстоящему делу. Это еще один прием нагвалей: говорить обо всем, ничего не говоря или спрашивать, не спрашивая.
Я хотел побыстрее покончить с этим, но дон Хуан сказал, что небольшая пауза придаст мне уверенности в себе. У меня подгибались колени. Дон Хуан заботливо усадил меня на обочину и сел рядом со мной.
- Первая часть урока сновидения сводится к вопросу о том, что быть мужчиной или женщиной не означает окончательности этого состояния, а является результатом особого расположения точки сборки, - сказал он. - Это происходит в результате напряжения воли и тренировок. Поскольку эта тема была близка сердцам древних магов, - только они одни могут пролить свет на это.
Возможно потому, что мне ничего иного не оставалось делать, я стал возражать дону Хуану.
- Я не могу согласиться с этим и поверить тому, о чем ты говоришь, - сказал я, почувствовав, как жар приливает к лицу.
- Но ты видел женщину, - возразил дон Хуан. - Ты считаешь, что это только фокус?
- Я не знаю, как мне к этому отнестись.
- Это существо в церкви, - реальная женщина, - убедительно произнес он. - Почему это так тебя волнует? Тот факт, что она родилась мужчиной, лишь подтверждает силу колдовских деяний старых магов. Это не должно удивлять тебя. Ведь ты сам являешься ярким примером олицетворения всех принципов магии.
Мое нутро было готово разорваться от напряжения. Дон Хуан с упреком заметил, что я люблю спорить. С едва сдерживаемым нетерпением, но с особым пафосом я объяснял ему биологические основы различия мужского и женского организмов.
- Я все это понимаю, - сказал он. - И в этом ты прав. Но твоя ошибка в том, что ты пытаешься сделать свои оценки универсальными.
- То, о чем мы говорим, - это основополагающие принципы, - закричал я. - И они соответствуют человеку здесь или в любом другом месте во вселенной.
- Правильно. Правильно, - сказал он спокойным голосом. - Все, что ты говоришь, верно лишь тогда, когда твоя точка сборки остается в обычной позиции. Но в тот момент, когда она смещается в пределах определенных границ, и наш обычный мир больше не существует, - ни один из принципов, которые ты отстаиваешь, не имеет того значения, о котором ты говоришь.
Твоя ошибка заключается в том, что ты забываешь: бросивший вызов смерти переступает эти пределы тысячи и тысячи раз. Не надо быть гением, чтобы понять, что арендатор не связан больше теми силами, которыми пока еще связан ты.
Я объяснил ему, что мое недоверие, если это можно назвать недоверием, относится не к нему лично, но вызвано тем, что практическая сторона магии, о которой мы говорим, до сего времени выглядела для меня настолько отвлеченной, что я никогда не рассматривал ее как реальную возможность. Я повторил, что на своем собственном опыте я действительно убедился, что именно в сновидении возможно все. Я напомнил, что сам же он и культивировал во мне подобную идею наряду с требованием остановки внутреннего диалога. Но то, что он рассказывал об арендаторе, не укладывалось в привычные рамки. Это было бы нормальным для тела сновидения, но не должно было иметь никакого отношения к действиям в обычном мире. Я дал ему понять, что подобная версия была для меня противоестественной и потому неприемлемой.
- Откуда такая реакция непримиримости? - спросил он, улыбаясь.
Его вопрос застал меня врасплох. Я был в растерянности.
- Я думаю, что это претит моей сущности, - предположил я. И именно это я и имел в виду. Мысль о том, что женщина в церкви была мужчиной, вызывала во мне отвращение.
В моей голове вертелась мысль: возможно, арендатор - просто травести. Я серьезно спросил об этом дона Хуана. Он так рассмеялся, что, казалось, не сможет остановиться.
- Такая возможность слишком земная, - сказал он. - Может быть, твои прежние друзья могли делать такое. Твои теперешние друзья более изобретательны и менее склонны к мастурбации. Я повторяю - это существо в церкви - женщина. Это «она». И у нее есть все органы и атрибуты женщины.
Он ехидно улыбнулся. - Тебя всегда привлекали женщины, не так ли? Похоже, что эта ситуация - для тебя, как по заказу.
Его радость была столь по-детски откровенной, что заразила и меня. Мы рассмеялись вместе. Он - неудержимо, я - понимающе.
Затем я принял решение. Я встал и громко заявил, что у меня нет желания иметь дело с арендатором ни в каком состоянии. Я решил пренебречь всем этим и вернуться в дом дона Хуана, а затем - к себе домой.
Дон Хуан сказал, что он ничего не имеет против моего решения, и мы направились назад к его дому. Мои мысли бешено скакали. Правильно ли я поступаю? Убегаю ли я от страха? Конечно, я сразу расценил свое решение как правильное и неизбежное. В конце концов, убеждал я себя, меня не интересуют приобретения, а дары арендатора напоминали приобретение собственности. Было много вопросов, которые я мог бы задать бросившему вызов смерти.
Мое сердце стало биться так сильно, что я почувствовал его пульсацию в желудке. Внезапно это биение сменилось голосом эмиссара. Он нарушил свое обещание не вмешиваться и сказал, что невероятная сила учащает биение моего сердца, чтобы заставить меня вернуться в церковь. Идти в дом дона Хуана означало - идти к смерти.
Я остановился и быстро сообщил дону Хуану слова эмиссара:
- Это правда?
- Боюсь, что да, - застенчиво согласился он.
- Почему ты сам не сказал мне, дон Хуан? Ты хотел, чтобы я умер, потому что считал меня трусом? - спросил я, приходя в ярость.
- Так ты не умрешь. Твоя телесная энергия имеет бесконечные ресурсы. И мне никогда не приходило в голову, что ты трус. Я уважаю твои решения, и меня совершенно не интересует, что движет их принятием.
Ты в конце пути, так же, как и я. Так будь настоящим нагвалем. Не стыдись самого себя. Я думаю, что если бы ты был трусом, ты бы умер от страха много лет назад. Но если ты боишься встретиться с бросившим вызов смерти, тебе лучше умереть, чем встретиться с ним. В этом нет стыда.
- Давай вернемся назад в церковь, - сказал я как можно спокойнее.
- Сейчас мы приближаемся к самому главному! - воскликнул дон Хуан. - Но сначала давай вернемся в парк, присядем на скамью и тщательно продумаем варианты твоих действий. Мы можем выиграть время; к тому же не стоит слишком спешить к тому, что находится рядом.
Мы вернулись в парк, тут же нашли незанятую скамью и сели.
- Ты должен понять, что только ты сам можешь принять решение, встречаться или не встречаться с арендатором, принять или отвергнуть его дар силы, - сказал дон Хуан. - Но твое решение должно быть высказано женщине в церкви наедине; иначе оно не будет иметь силы.
Дон Хуан сказал, что дары арендатора необычайны, но плата за них огромна. И сам он не одобряет ни дары, ни цену.
- Перед тем, как ты примешь настоящее решение, - продолжал дон Хуан, - ты должен знать все детали наших действий с этим магом.
- Лучше бы мне больше об этом не слышать, дон Хуан, - взмолился я.
- Ты обязан знать, - сказал он. - Как же иначе ты примешь решение?
- Не кажется ли тебе, что чем меньше я буду знать об арендаторе, тем будет лучше для меня?
- Нет. Не дело прятать голову под крыло, чтобы не видеть опасности. Это момент правды. Все, что ты сделал и испытал в мире магов, привело тебя к нему. Я не хотел этого говорить, потому что знал, - тебе скажет об этом твоя телесная энергия; но нет пути избежать того, что предназначено. Даже через смерть. Ты понял? - Он потряс меня за плечо. - Ты понял? - повторил он.
Я понял так хорошо, что попросил его, если это возможно, помочь мне сменить уровень осознания, чтобы уменьшить мой страх и дискомфорт. Я чуть не подпрыгнул, когда он взорвался своим «нет».
- Ты должен встретить бросившего вызов смерти хладнокровно и как нечто давно ожидаемое, - продолжал он. - Ты можешь сделать это только по собственному убеждению.
Дон Хуан стал спокойно повторять мне все, что уже рассказал о бросившем вызов смерти. По мере того как он говорил, я понял, что мое замешательство отчасти является результатом его манеры использовать слова. Он переводил «бросивший вызов смерти» на испанский как el desafiante de la muerte, и «арендатор» как el inquilino, причем оба автоматически указывали на то, что речь идет о женщине. Но описывая взаимоотношения между арендатором и нагвалями своей линии, дон Хуан продолжал путать мужской и женский род в испанском языке, вызывая у меня чувство замешательства.
Он сказал, что, как предполагается, арендатор будет расплачиваться за энергию, которую он забирает у нагвалей нашей линии, но чем бы он ни заплатил, - это будет связывать магов на поколения. После того, как со всех этих нагвалей взята плата энергией, женщина в церкви обучает их, как в точности расположить их точку сборки в определенных особых положениях, которые она выбирает сама. Другими словами, она связывает каждого из этих людей с даром силы, представляющим собой предварительно выбранную особую позицию точки сборки и всего, что ей сопутствует.
- Что ты имеешь в виду под «тем, что ей сопутствует», дон Хуан?
- Я имею в виду негативные результаты этих даров. Женщина в церкви индульгирует в высшей степени. В этой женщине нет сдержанности и умеренности. Например, она обучала нагваля Хулиана, как расположить свою точку сборки в таком положении, как у нее - женщины. Эти уроки для моего бенефактора, который был неисправимым сластолюбцем, стали чем-то вроде вина для пьяницы.
- Но разве для каждого из нас не является правилом нести ответственность за то, что мы делаем?
- Да, конечно. Однако это совсем не так просто. И умышленно увеличивать эти сложности, как делает эта женщина, - значит только создавать ненужное давление.
- Почему ты думаешь, что женщина в церкви делает это умышленно?
- Так она поступала с каждым из нагвалей моей линии. Если мы посмотрим на себя честно и беспристрастно, нам придется согласиться с тем, что бросивший вызов смерти своими дарами превратил нас в линию очень индульгирующих и зависимых магов.
Меня начали раздражать постоянные несоответствия в его речи при использовании мужского и женского рода.
- Ты должен говорить об этом маге или как о мужчине, или как о женщине, но не как об обоих сразу, - резко сказал я. - Я не столь пластичен, и твое произвольное использование грамматического рода вызывает у меня нарастающее чувство дискомфорта.
- Мне самому не по себе, - признался он. - Но что поделать, если бросивший вызов смерти действительно является и тем и другим - и женщиной, и мужчиной. Я никогда не мог по-настоящему привыкнуть к этому. Я уверен, что и ты должен чувствовать себя так же, ведь ты уже видел его как мужчину.
Дон Хуан напомнил мне о том, как однажды, много лет назад, он взял меня на встречу с бросившим вызов смерти, и я увидел мужчину - странного индейца, не молодого и не старого, очень хрупкого телосложения. Больше всего мне запомнился его странный акцент и одна необычная метафора, которую он использовал, описывая вещи.
Он говорил: «mis ojos se pasearon» - «мои глаза идут вперед». Например, он говорил: «Мои глаза идут вперед на шлемы испанских завоевателей».
Воспоминание об этом было столь мимолетным, что мне всегда казалось, что встреча продолжалась лишь несколько минут. Но позднее дон Хуан сказал мне что я пробыл с бросившим вызов смерти целый день.
- Я предполагал, что тогда, много лет назад, ты сам назначил встречу с бросившим вызов смерти, - продолжал дон Хуан, - поэтому и пытался выведать у тебя, знаешь ли ты о том, что происходило.
- Ты был обо мне слишком высокого мнения, дон Хуан. От такого предположения рехнуться можно. Как тебе могла прийти в голову такая идея?
- Мне показалось, что бросившему вызов смерти ты понравился. А это значит, что уже тогда он мог наделить тебя даром силы, хотя ты этого и не помнишь. Либо он мог назначить тебе встречу, приняв облик женщины. Я даже подозревал, что она дала тебе точные инструкции.
Дон Хуан заметил, что бросивший вызов смерти, определенно являясь существом ритуальных привычек, неизменно встречал нагвалей нашей линии сначала в облике мужчины, как это случилось с нагвалем Себастьяном, а впоследствии - в облике женщины.
- Почему ты называешь дары бросившего вызов смерти дарами силы? И в чем тут тайна? - спросил я. - Ведь ты и сам можешь перемещать свою точку сборки куда угодно, разве не так?
- Это дары силы, потому что они являются продуктом особого знания магов древности, - сказал он. - Это тайна, потому что никто на этой земле, кроме бросившего вызов смерти, не может явить нам пример таких знаний. Я, конечно, могу расположить свою точку сборки там, где хочу, внутри или за пределами энергетической формы человека. Но чего я не могу, и что подвластно лишь бросившему вызов смерти, - это знать, что нужно делать с моим энергетическим телом в каждом из этих положений с тем, чтобы достигнуть полного восприятия, полного единства.
Затем он объяснил, что современные маги не знают особенностей многих тысяч возможных позиций точки сборки.
- О каких особенностях ты говоришь? - спросил я.
- Особые способы обращения с энергетическим телом, направленные на достижение прочной фиксации отдельных позиций точки сборки, - ответил он.
Он привел в пример себя. Он сказал, что дар силы, полученный им от бросившего вызов смерти, заключался в знании позиции точки сборки вороны и способах манипуляции своим энергетическим телом для достижения полного восприятия себя вороной. Дон Хуан объяснил, что полное восприятие и полное отождествление - это то, чего старые маги добивались любой ценой, и что в случае с его собственным даром силы полное восприятие пришло к нему в результате постепенного процесса обучения, шаг за шагом, как учатся работать на очень сложной машине.
В дальнейшем дон Хуан объяснил, что большинство сдвигов точки сборки, осуществляемые современными магами, - это незначительные сдвиги в пределах тонкого пучка светящихся энергетических волокон внутри светящегося яйца; пучка, называемого «человеческой полосой», или просто человеческим аспектом энергии вселенной. За пределами этого пучка, но все еще в пределах светящегося яйца, располагается сфера глубоких сдвигов. Когда точка сборки смещается в любое место этой сферы, восприятие для нас все еще возможно, но для абсолютного постижения требуется крайне детальные процедуры.
- Неорганические существа попросту надували вас с Кэрол Тиггс в вашем последнем путешествии, якобы помогая вам при попытке достигнуть абсолютного слияния, - сказал дон Хуан. - Они сместили ваши точки сборки в максимально отдаленное место, помогая вам воспринимать так, словно вы находитесь в своем повседневном мире. Это почти невозможная вещь. Для такого восприятия магу требуются или практические знания, или могущественные друзья.
Твои друзья в конце концов предали бы вас с Кэрол, и вам пришлось бы учиться практическим способам борьбы за выживание в этом мире. В результате вы оба до краев бы наполнились прагматизмом, уподобившись в этом наиболее знающим магам древности.
- Каждый глубокий сдвиг точки сборки требует особой проработки, - продолжал он, - которую современные маги могли бы изучить, если бы знали как фиксировать точку сборки на довольно длительное время при любом таком сдвиге. Только маги древности обладали необходимыми для этого особыми знаниями.
Дон Хуан продолжал объяснять, что знание особых действий, необходимых для таких сдвигов, не были доступны восьми нагвалям нашей линии, предшествовавшим нагвалю Себастьяну. Затем арендатор продемонстрировал нагвалю Себастьяну возможность достигнуть полного восприятия в десяти новых позициях точки сборки.
Нагваль Сантистебан получил семь, нагваль Лухан - пятьдесят, нагваль Розендо - шесть, нагваль Элиас - четыре, нагваль Хулиан - шестнадцать. Сам он получил две. Всего это составило девяносто особых позиций точки сборки, известных его линии.
Он сказал, что на вопрос, считает ли он это преимуществом, он ответил бы «нет», потому что под тяжестью этих даров наша линия явно сместилась в сторону настроения древних магов.
- Сейчас твоя очередь встретиться с арендатором, - продолжал он. - Возможно, что дары, которые он тебе даст, станут последней каплей, после чего наша линия окончательно погрузится во мрак, поглотивший магов древности.
- Это ужасно болезненно, - сказал я.
- Я тебе искренне сочувствую, - серьезно ответил он. - Знаю, что тебя не успокоит, если я скажу тебе, что это самое серьезное испытание для современного нагваля. Встреча с таким древним и таинственным существом как арендатор вызывает не столько страх, сколько отвращение. Так, по крайней мере, было со мной, и это факт.
- Почему я должен пойти на это, дон Хуан?
- Потому что, сам того не зная, ты уже принял вызов бросившего вызов смерти. За время твоего ученичества я подготовил тебя к этой встрече незаметно для тебя самого, точно так же, как это проделал со мной мой учитель.
- Я прошел через такой же ужас, только, пожалуй, в чуть более грубой форме, - сказал он, посмеиваясь. - Нагваль Хулиан был мастер на жестокие шутки. Он сказал мне, что одна очень красивая и пылкая вдова влюблена в меня до безумия. Нагваль часто брал меня с собой в церковь, и я видел там женщину, подолгу смотревшую на меня. Она показалась мне красивой. Я был молодым невежей, и когда нагваль сказал, что она любит меня, я в это поверил. Меня ожидало сильное разочарование.
Я с трудом удержался от смеха при жесте дона Хуана, означавшем потерю им невинности. Затем меня поразила мысль о том, что положение, в котором он оказался, было совсем не смешным, - оно было просто страшным.
- Ты уверен, дон Хуан, что эта женщина была арендатором? - спросил я, все еще надеясь, что это ошибка или плохая шутка.
- Я совершенно уверен, - сказал он. - Кроме того, даже если бы тогда я и был таким тупым, чтобы забыть арендатора, мое видение не может меня подвести.
- Имеешь ли ты в виду, дон Хуан, что арендатор обладает иным типом энергии?
- Нет, не иным типом энергии, но, без сомнения, другими признаками энергии, что отличает его от нормального человека.
- Ты абсолютно уверен, что та женщина - арендатор? - настаивал я, почувствовав внезапный прилив отвращения и страха.
- Эта женщина была арендатор! - воскликнул дон Хуан тоном, не терпящим возражения.
Некоторое время мы сидели молча. Я ожидал следующего прилива неописуемой паники.
- Я уже сказал тебе, что быть натуральным мужчиной или натуральной женщиной является вопросом положения точки сборки, - сказал дон Хуан. - Но, естественно, я имел в виду того, кто родился или мужчиной или женщиной. Для видящего самая яркая часть точки сборки обращена наружу, если это женщина, и вовнутрь, - если это мужчина. Точка сборки арендатора первоначально была обращена вовнутрь, но он менял ее положение, и вращая ее, превратил свою яйцеобразную энергетическую оболочку в подобие спиралевидной раковины.
Глава 12. Женщина в церкви
Мы сидели в молчании. Мои вопросы иссякли, а дон Хуан, казалось, сказал мне все, что считал нужным сказать. Было никак не больше семи вечера, но площадь была против обыкновения пустынной. Вечер был теплым. По вечерам в этом городе люди обычно сновали по площади до десяти и даже одиннадцати часов.
Я воспользовался моментом затишья, чтобы осмыслить то, что со мной произошло. Мое время с доном Хуаном подходило к концу. Он и его партия были близки к осуществлению магической мечты - оставить этот мир и войти в непостижимые пространства. Основываясь на своих ограниченных достижениях в области сновидения, я верил, что их притязания были не иллюзорными, а напротив - исключительно трезвыми, хотя и противоречащими разуму. Они стремились постичь непознаваемое, и они сделали это.
Дон Хуан был прав, когда говорил, что сновидящий, вызывая систематическое перемещение своей точки сборки, раскрепощает восприятие, расширяя диапазон и масштабы того, что может быть воспринято. Для магов его партии сновидение не только открывало врата в любые воспринимаемые миры, но и готовило их ко вхождению в эти миры в полном осознании. Сновидение для них было чем-то невыразимым, беспрецедентным, чем-то таким, на что можно было лишь намекнуть, как это сделал, например, дон Хуан, когда назвал его вратами к свету и темноте во вселенной.
Им осталось сделать только одно - свести меня с бросившим вызов смерти. Я сожалел о том, что дон Хуан не позволил мне записывать, чтобы я мог лучше подготовиться. Но он был нагвалем, который в деле любой важности полагался на экспромт или вдохновение, почти ни о чем не предупреждая заранее.
На мгновение я почувствовал себя хорошо, сидя с доном Хуаном в этом парке и ожидая дальнейшего развития событий. Но затем моя эмоциональная стабильность стала улетучиваться, и я в мановение ока оказался на грани темного отчаяния. Меня захватили мелочные соображения относительно своей безопасности, своих целей, своих надежд в этом мире, своих проблем и тревог. Однако поразмыслив, я вынужден был признать, что единственное истинное беспокойство, которое у меня оставалось - это беспокойство о моих трех соратниках по миру дона Хуана. Но даже это реально не волновало меня. Дон Хуан научил их быть такими воинами, которые всегда знали, что делают, и, что самое главное, он научил их всегда знать, что делать с тем, что они знают.
Имея все возможные земные причины, чтоб испытывать муки, беспокоившие меня с давних пор, все, с чем я остался, было беспокойством за себя самого. И я без тени стыда предавался ему. Одно последнее индульгирование на дорожку: страх умереть от руки бросившего вызов смерти. Мне стало страшно до спазмов в желудке. Я пытался извиняться, но Дон Хуан рассмеялся.
- Ты не уникален в своем страхе, - сказал он. - Когда я встретил бросившего вызов смерти, я наложил в штаны. Поверь мне.
Я долго ожидал в молчании, это были тяжкие минуты.
- Ты готов? - спросил он.
Я сказал - да!
Вставая, он добавил: - Тогда идем, посмотрим, как ты сможешь выйти на линию огня.
Он направился назад в церковь. Все, что я могу вспомнить до сегодняшнего дня, - это то, как он тащил меня весь этот путь. Я не помню, как мы дошли до церкви, как вошли в нее. Дальше мне запомнилось, как я опустился на колени на длинную потертую деревянную скамью рядом с женщиной, которую заметил раньше. Она улыбалась мне. В отчаянии я оглянулся, пытаясь найти дона Хуана, но его нигде не было. Я бы заметался, как летучая мышь, вырвавшаяся из мрака, если бы женщина не удержала меня, схватив за руку.
- Ты что, боишься меня, маленькую? - спросила меня женщина по-английски.
Я стоял, словно приклеенный к тому месту, где преклонил колени. Ее голос - вот что мгновенно приковало мое внимание. Я не могу описать, что было в этом резком звуке, проникнувшем в самые потаенные уголки моей памяти. Мне показалось, что я знал этот голос всегда.
Я остался стоять неподвижно, загипнотизированный этим звуком. Она спросила меня по-английски еще о чем-то, но я не мог понять, о чем она говорила. Она опустилась на колени справа от меня.
- Я понимаю, что такое настоящий страх. Я живу с ним.
Я только собрался заговорить с ней, когда услышал голос эмиссара у своего уха.
- Это голос Хермелинды, твоей кормилицы, - сказал он.
Единственное, что я знал о Хермелинде, - это история, рассказанная мне о том, как она была насмерть сбита грузовиком. Этот женский голос, взывавший к таким глубинам памяти, потряс меня. Я испытал мгновенное мучительное волнение.
- Я - твоя кормилица! - негромко воскликнула женщина. - Как необыкновенно! Хочешь молочка? - Смех сотрясал ее тело.
Я приложил сверхусилие, чтобы остаться спокойным, хотя чувствовал, что земля уходит из-под моих ног и в следующее мгновение я потеряю сознание.
- Не обращай внимания на мои шутки, - сказала женщина низким голосом. - По правде говоря, ты мне очень нравишься. Ты переполнен энергией. Похоже, мы с тобой поладим.
Прямо перед нами опустились на колени два старика. Один из них неожиданно обернулся, странно посмотрев на нас. Она не обратила на него никакого внимания, продолжая шептать мне на ухо.
- Разреши мне держать тебя за руку, - попросила она.
Однако ее просьба звучала как приказ. Я подчинился и оставил свою руку в ее, не в силах ответить нет.
- Спасибо за твое доверие и веру в меня, - прошептала она.
Звук ее голоса вверг меня в безумие. Его резкость была так необычна, так абсолютно женственна. Ни при каких обстоятельствах не смог бы я спутать его с мужским голосом, пытающимся звучать по-женски. Это был резкий голос, но не хриплый или грубый. Он более походил на хруст гравия под босыми ступнями.
Я приложил неимоверное усилие, чтобы разорвать невидимую пелену энергии, которая, казалось, окутала меня. Кажется, это мне удалось. Я встал, собираясь уходить, и я бы сделал это, но женщина тоже поднялась и прошептала мне на ухо:
- Не убегай. Мне надо так много сказать тебе.
Я автоматически сел, остановленный любопытством. Странно, но мое волнение внезапно исчезло, - пропал и мой страх. У меня даже хватило смелости спросить.
- Ты действительно женщина?
Она тихо усмехнулась, словно молодая девушка. Затем она заговорила.
- Если ты опасаешься, что я превращусь в грозного мужчину, который в состоянии причинить тебе вред, то глубоко ошибаешься, - сказала она еще более гипнотическим, странным голосом. - Ты мой благодетель. Я твоя слуга, и я была слугой всем твоим предшественникам.
Сконцентрировав всю свою энергию, я высказал ей свои мысли.
- Пожалуйста, бери мою энергию, - сказал я. - Это мой дар тебе. Но я не хочу от тебя никакого дара силы. Я так решил.
- Я не могу взять твою энергию даром, - прошептала она. - Я плачу за то, что получаю. Это сделка. Глупо отдавать свою энергию даром.
- Я был глупцом всю мою жизнь. Поверь мне, - сказал я. - Я, конечно, могу позволить себе сделать тебе такой подарок. У меня нет с этим проблем. Тебе нужна энергия - бери ее. Но я не нуждаюсь в излишествах. У меня ничего нет, и мне это нравится.
- Возможно, - сказала она задумчиво.
Агрессивным тоном я спросил, что, собственно, «возможно» - возможно взять мою энергию, или возможно ее недоверие к тому, что у «меня ничего нет, и мне это нравится».
Она довольно ухмыльнулась и сказала, что она, возможно, возьмет мою энергию, раз я столь великодушно ее предлагаю, но она должна будет расплатиться. Она должна мне отплатить чем-то равноценным.
Слушая ее, я понял, что она говорит по-испански с очень сильным и странным акцентом. Никогда в своей жизни я не слышал, чтобы кто-либо так говорил. В каждом слове она добавляла лишнюю фонему в середине слога.
- У тебя очень необычный акцент, - сказал я. - Откуда он?
- Почти из загробного мира, - сказала она и вздохнула.
Между нами установился контакт. Я понял, почему она вздохнула. Она была ближе всего к вечности, в то время как я был чем-то временным. Это было моим преимуществом. Бросившая вызов смерти загнала себя в угол, а я был свободен.
Я внимательно рассматривал ее. Казалось, что ей где-то между тридцатью пятью и сорока годами. Это была смуглая женщина, настоящая индеанка, довольно крепкая, но не толстая. Я мог видеть гладкую кожу ее рук, молодые и упругие мускулы. В ней было около пяти футов и шести или семи дюймов роста. Она была одета в длинное платье и черную шаль. Она стояла на коленях, и я мог видеть ее гладкие пятки и часть ее сильных икр. Ее талия была тонкой. У нее были большие груди, которые она не могла или, возможно, не хотела скрывать под своей шалью. Ее блестящие черные волосы были заплетены в косы. Она не была красавицей, но не была и простушкой. Ее черты ни в коей мере не были выдающимися. Я ощущал, что ничто в ней не может привлечь внимания, кроме ее глаз, обычно опущенных, прикрытых веками. Ее глаза были прекрасны, ясны и спокойны. Кроме дона Хуана, я ни у кого не видел столь сияющих и живых глаз.
От ее глаз мне стало совершенно спокойно. Такие глаза не могут быть злыми. Я ощутил прилив доверия и оптимизма и почувствовал, что я как бы знаю ее всю жизнь. Но я так же хорошо осознавал и другое - свою эмоциональную нестабильность. Это всегда беспокоило меня в мире дона Хуана, заставляя постоянно быть в подвешенном состоянии. У меня были моменты абсолютного доверия, интуитивно сопровождаемые лишь ничтожными сомнениями и недоверием. Эта ситуация не выглядела иначе. В мой подозрительный ум внезапно пришла мысль, предупреждающая меня: я попал под влияние женских чар.
- Вы начали изучать испанский недавно, не так ли? - сказал я, чтобы отделаться от своих мыслей, боясь, что она их прочтет.
- Только вчера, - отпарировала она и рассмеялась хрустальным смехом, показывая маленькие, невероятно белые зубы, сверкающие как жемчуг.
Люди повернулись и посмотрели на нас. Я опустил голову ниже, словно углубясь в молитву. Женщина придвинулась ко мне ближе.
- Есть ли здесь место, где мы могли бы поговорить? - спросил я.
- Мы разговариваем здесь, - ответила она. - Здесь я говорила со всеми нагвалями твоей линии. Если говорить шепотом, никто не услышит нашего разговора.
Я сгорал от нетерпения, желая спросить о ее возрасте. Но меня отрезвило одно мое воспоминание. Я вспомнил одного своего приятеля, который на протяжении многих лет устраивал всяческие западни, чтобы вынудить меня открыть свой возраст. Я ненавидел этот его мелочный интерес, а сейчас я сам был на грани такого же поведения. Я тотчас же отбросил эту мысль.
Я хотел ей сказать об этом, чтобы просто поддержать разговор. Казалось, что она знает, какие мысли приходят мне в голову. Она по-дружески сжала мне руку, словно затем, чтобы сказать, что наши мысли совпадают.
- Можешь ли ты вместо подарка дать мне какое-нибудь напутствие? - спросил я ее.
Она отрицательно покачала головой.
- Нет, - прошептала она. - Мы совершенно разные. Даже более разные, чем мне представлялось возможным.
Она поднялась и соскользнула со скамьи. Ловко преклонила колени, став лицом к главному алтарю. Перекрестилась и дала знак следовать за ней к большому боковому алтарю слева от нас.
Мы стали на колени перед большим Распятием. До того, как я успел что-либо сказать, она произнесла:
- Я живу очень долгое время. Причиной моей долгой жизни является мое умение контролировать сдвиги и перемещение моей точки сборки. Вместе с тем я не остаюсь слишком подолгу здесь, в вашем мире. Я должна сохранять энергию, которую я получаю от нагвалей вашего рода.
- Прикована ли ты только к этому месту, находясь в этом мире?
- Нет. Я хожу везде, где хочу.
- Ты всегда женщина?
- Я была женщиной дольше, чем мужчиной. Мне это определенно больше нравится. Я почти забыла, как быть мужчиной. Я полностью женщина!
Она взяла мою руку и заставила прикоснуться к ее промежности. Мое сердце колотилось у меня в горле. Она действительно была женщиной.
- Я не могу просто взять твою энергию, - сказала она, меняя тему. - Мы должны заключить соглашение другого рода.
На меня накатила еще одна волна бесконечного благоразумия. Я хотел спросить ее, где она жила, когда бывала в этом мире. Оказалось, что у меня не было необходимости произносить свой вопрос вслух, чтобы получить ответ.
- Ты гораздо-гораздо моложе меня, - сказала она. Но и тебе уже теперь очень непросто сообщать людям, где ты живешь. И даже если ты приводишь их в дом, за который платишь и который является твоей собственностью, - он не является тем местом, где ты живешь.
- Есть так много вещей, о которых я хотел бы спросить тебя, но мне в голову приходят лишь бестолковые мысли, - сказал я.
- Тебе не нужно о чем-либо спрашивать меня, продолжала она. - Ты уже знаешь все, что знаю я. Тебе требуется лишь толчок, чтобы вызвать свои знания. Я дам тебе такой толчок.
Мне не только приходили в голову бестолковые мысли, но и весь я находился в состоянии такой внушаемости, что не успела она закончить говорить, что я знаю то, что знает она, как я ощутил, что я действительно знаю все, и мне не нужно больше задавать какие-либо вопросы. Смеясь, я сказал ей о своей доверчивости.
- Ты не доверчив, - авторитетно заверила она меня. - Ты знаешь все, потому что сейчас ты полностью во втором внимании. Оглядись вокруг!
На какой-то миг я не мог сфокусировать свое зрение. Это было так, словно в мои глаза попала вода. Когда я присмотрелся, я понял, что произошло нечто зловещее. Церковь была другой, более темной, угрожающей, гнетущей. Я поднялся и ступил пару шагов к нефу. В глаза бросились скамьи; они были сделаны не из досок, а из тонких перекрученных бревен. Это были самодельные скамьи, установленные внутри величественного каменного строения. Другим стал также и свет в церкви. Он был желтоватым, и его тусклое свечение отбрасывало столь черные тени, каких мне не приходилось видеть никогда в жизни. Он исходил от свечей, горевших на многих алтарях. Я ощущал, как гармонично сочетается пламя свечей с массивными каменными стенами и росписями колониальной церкви.
Женщина смотрела на меня; сияние ее глаз было просто невероятным. Я знал, что я в сновидении, и она руководит моим сновидением. Но я не боялся ни ее, ни сновидения.
Я отошел от бокового алтаря и вновь посмотрел на неф церкви. Там на коленях стояли люди и молились. Их было много, необычно маленьких, темных и мускулистых. Я видел их склоненные перед главным алтарем головы. Один из них, стоявший ближе ко мне, смотрел на меня с явным неодобрением. Я с изумлением рассматривал людей и все вокруг. Странным образом я не слышал никакого шума. Люди двигались беззвучно.
- Я ничего не слышу, - сказал я женщине и мой голос отозвался гулким эхом, словно церковь была пустой раковиной.
Люди рядом обернулись, посмотрели на меня. Женщина потянула меня назад в темноту бокового алтаря.
- Ты будешь слышать, если перестанешь слушать своими ушами, - сказала она. - Слушай своим вниманием сновидения.
Оказалось, что мне требуются лишь ее нашептывания. Внезапно на меня нахлынул гул голосов толпы молящихся. Я был охвачен им мгновенно. Это был самый необыкновенный звук, который я когда-либо слышал. Пораженный, я хотел сообщить об этом женщине, но ее не было рядом со мной. Я поискал ее взглядом. Она почти дошла до дверей. Там она обернулась, чтобы подать мне знак следовать за ней. Я догнал ее в галерее. Улицы больше не были освещены. Единственным освещением был лунный свет. Фасад церкви также стал другим; он был недостроен. Повсюду лежали квадратные блоки известняка. Вокруг церкви не было больше никаких других строений. В лунном свете эта картина выглядела жутко.
- Куда мы идем? - спросил я ее.
- Никуда, - ответила она. - Мы просто вышли на простор и безлюдье. Здесь мы можем говорить вдоволь.
Она заставила меня сесть на полуобработанный кусок известняка.
- Во втором внимании есть неисчерпаемые сокровища, которые нужно только раскрыть, - начала она. - Самым важным является то, какую начальную позицию примет сновидящий. Именно в этом заключается секрет древних магов, которые были древними уже в мое время. Подумай об этом.
Она подсела ко мне так близко, что я чувствовал жар ее тела. Она положила руку на мои плечи и прижала меня к своей груди. От ее тела исходил особый аромат; он напоминал мне запах дерева и шалфея. Это происходило не потому, что она пользовалась духами; казалось, что все ее существо издает благоухание соснового леса. И жар ее тела тоже не был таким, как у меня или у кого-либо мне известного. Ее жар был ментолово-прохладным, сдержанным. Мне пришло в голову, что этот жар не ослабевает, но и не усиливается.
Она начала шептать мне в левое ухо. Она сказала, что дары, данные ею нагвалям моей линии, связаны с тем, что древние маги обычно называли «сдвоенными позициями». Это, так сказать, начальная позиция, в которой спящий располагает свое физическое тело для сновидений, отражается в позиции, в которой он располагает в сновидении свое энергетическое тело для того, чтобы зафиксировать свою точку сборки в любом избираемом им месте.
- Две позиции составляют целое, - говорила она, - и магам древности пришлось потратить тысячи лет, чтобы найти наилучший способ взаимоотношений между любыми двумя позициями. У современных видящих, - продолжала она с усмешкой, - никогда не будет времени и условий, чтобы проделать всю эту работу, и мужчинам и женщинам из твоей линии на самом деле повезло в том, что у них есть я, сделавшая им такие подарки.
Ее смех зазвучал особенно хрустально.
Я не совсем понял ее объяснения сдвоенных позиций. Я без церемоний заявил ей, что не хочу испытывать все это сам, мне достаточно знать о таких вещах как об интеллектуальной возможности.
- Что именно ты хочешь знать? - спросила она мягко.
- Объясни мне, что ты имеешь в виду под сдвоенными позициями, или начальной позицией, которую должен принять сновидящий в своем сновидении.
- Как ты укладываешься для сновидений? - спросила она.
- По-разному. У меня нет определенной позы. Дон Хуан никогда не акцентировал на этом моего внимания.
- Это сделаю я, - сказала она и встала.
Она изменила позицию. Сев справа от меня, она зашептала мне в другое ухо, что в соответствии с тем, что знает она, поза для сновидения имеет первостепенное значение. Она предложила проверить это на очень утонченных, но простых упражнениях.
- Начни сновидеть, расположившись на правом боку, чуть согнув ноги в коленях, - сказала она. - Правило заключается в том, чтобы сохранить эту позицию и заснуть в ней. Затем в сновидении упражнение заключается в том, чтобы видеть во сне, что ты ложишься именно в этом положении и снова засыпаешь.
- Что это дает? - спросил я.
- Это делает точку сборки неподвижной, я имею в виду, - действительно неподвижной, - в каком бы положении она не была в момент второго засыпания.
- И что будет в результате этого упражнения?
- Полное восприятие. Я уверена, твои учителя уже говорили тебе, что мои подарки - это подарки полного восприятия.
- Да. Но я думаю, что мне не совсем ясно, что означает полное восприятие, - соврал я.
Она не обратила на мои слова никакого внимания и продолжала рассказывать мне о четырех вариантах упражнения, когда погружение в сон происходит на правом боку, на левом, на спине и на животе. Затем о том, что в сновидении упражнение выполняется, чтобы приснилось второе засыпание в том же положении, в котором начался сон. Она обещала мне необычайные результаты, которые, по ее словам, невозможно предсказать.
Она внезапно изменила тему и спросила меня:
- Какой ты подарок хочешь для себя лично?
- Мне не надо никакого подарка. Я уже говорил тебе это.
- Я настаиваю. Я должна предложить тебе подарок, и ты должен принять его. Таково наше соглашение.
- Наше соглашение состоит в том, что мы даем тебе энергию. Так бери ее у меня. Это мой подарок тебе.
Женщина, казалось, была ошеломлена. Я настаивал, говоря ей, что все будет в порядке, если она возьмет мою энергию. Я даже сказал ей, что она мне необыкновенно нравится. Я не кривил душой. В женщине было нечто очень грустное и вместе с тем очень трогательное.
- Давай пойдем назад в церковь, - тихо произнесла она.
- Если ты действительно хочешь сделать мне подарок, - сказал я, - возьми меня на прогулку по этому городу при лунном свете.
Она кивнула в знак согласия.
- При условии, что ты не произнесешь ни слова, - сказала она.
- Почему? - спросил я, хотя уже знал ответ.
- Потому что мы видим сон, - сказала она. - Я возьму тебя глубоко в свое сновидение.
Она объяснила, что пока мы остаемся в церкви, у меня достаточно времени подумать и поговорить, но за пределами церкви ситуация совсем другая.
- Почему так? - дерзко спросил я.
Самым серьезным тоном, который не только сделал ее мрачнее, но и вселил в меня ужас, женщина сказала:
- Потому что за ее пределами ничего нет. Это сон. Ты находишься у четвертых врат сновидения, видя во сне мой сон.
Она сказала мне, что ее искусство заключается в способности направлять свое намерение, и все, что я вижу вокруг, происходит по ее воле. Она сказала шепотом, что церковь и город были результатом ее воображения; они существовали не существуя. Она добавила, глядя мне в глаза, что это одна из тайн намерения во втором внимании двойной позиции сновидения. Это может быть сделано, но не может быть объяснено и постигнуто.
Она сказала мне, что она происходит из линии магов, которые знали, как действовать во втором внимании, направляя свое намерение. Ее рассказ повествовал о том, что маги из ее линии владели искусством направлять свои мысли в сновидении с целью воспроизвести завершенную и правдивую картину объекта, структуры, точки, фрагмента ситуации по своему выбору.
Она рассказывала, что маги ее линии обычно начинали с того, что пристально рассматривали простой объект и запоминали каждую его деталь. Они могли затем закрыть глаза и представить объект, корректировать это визуальное представление, сравнивая с самим объектом, до тех пор, пока не видели его с закрытыми глазами полностью завершенным.
Следующим пунктом в их развивающейся схеме было сновидение с объектом и создание в сновидении полной материализации объекта с точки зрения их собственного ощущения.
- Этот акт, - сказала женщина, - называется первым шагом к абсолютному восприятию.
От простых объектов эти маги переходили к более сложным конструкциям. Конечной целью для всех них являлось визуальное представление в сновидении всего мира, и воссоздания таким образом абсолютно вероятной реальности, в которой они могли бы существовать.
- Когда кто-либо из магов моей линии приобретал способность делать это, - продолжала женщина, - он запросто мог забирать кого-либо в свое намерение, в свое сновидение. Это именно то, что я сейчас проделала с тобой, и то, что я делала со всеми нагвалями твоей линии.
Женщина захихикала.
- Ты лучше поверь в это, - сказала она так, словно я не верил. - Целые народы исчезли в таких сновидениях. Вот почему я сказала тебе, что эта церковь и этот город являются одной из тайн намерения, сконцентрированного во втором внимании.
- Ты сказала, что целые народы исчезли таким образом. Как это было возможно? - спросил я.
- Они создали визуальный образ, а затем воссоздали такую ситуацию в сновидении, - ответила она. - Ты никогда не создавал подобных визуальных образов чего-либо, поэтому тебе очень опасно входить в мое сновидение.
Затем она предупредила меня, что пойти через четвертые врата и продвигаться по местам, которые существуют лишь в чьем-то воображении - весьма рискованно, так как каждый момент такого сна должен быть абсолютно личным моментом.
- Ты все еще хочешь идти? - спросила она.
Я сказал, что да. Потом она еще кое-что рассказала мне о сдвоенных позициях. Суть ее объяснения сводилась к тому, что, к примеру, я сновижу мой родной город, и мое сновидение началось, когда я лежал на правом боку и видел сон, что я заснул. Второе сновидение не должно быть обязательно сном о моем родном городе, но быть наиболее конкретным сном, какой только можно вообразить.
Она была уверена, что в своей практике сновидения я получал бесчисленное множество конкретных деталей, но заверяла меня, что каждая из них скорее всего была случайностью. Потому что единственным способом полностью контролировать сны является использование техники сдвоенных позиций.
- И не спрашивай меня, почему, - добавила она. - Это просто происходит. Как и все остальное.
Она заставила меня встать и снова предостерегла меня, чтобы я не разговаривал и не отставал от нее. Она нежно взяла меня за руку так, словно я - ребенок, и повела к скоплению домов, казавшихся темными силуэтами. Мы шли по булыжной мостовой. Массивные речные камни были вбиты остриями в землю. Казалось, что рабочие нарочно оставили все неровности поверхности, и не пытаясь ее выровнять.
Дома представляли собою большие побеленные одноэтажные грязные строения с черепичными крышами. Внутри бесцельно бродили люди. Тени внутри домов вызывали у меня такое впечатление, словно любопытные, но напуганные соседи шушукаются за дверьми. Я видел также невысокие холмы вокруг города.
В отличие от происходившего со мной в моих сновидениях, мои ментальные процессы оставались ясными. На мои мысли не влиял ход событий в сновидении. Мой разум подсказывал мне, что я находился в приснившейся версии города, в котором жил дон Хуан, но в другое время. Мое любопытство разгорелось. Я находился вместе с бросившей вызов смерти в ее сновидении. Но был ли это сон? Сама она говорила, что это был сон. Я хотел видеть все, быть сверхбдительным. Я хотел проверить все, видя энергию. Я чувствовал себя смущенным, но женщина еще крепче сжала мне руку, так, словно подавала мне знак, что согласна со мной.
Все еще чувствуя себя до абсурда робко, я машинально громко заявил о своем намерении видеть. В практике моего сновидения я использовал фразу «я хочу видеть энергию». Иногда я должен был говорить ее вновь и вновь до тех пор, пока не получал результат. На сей раз, как только я по своему обыкновению начал повторять это в городе сновидения этой женщины, она начала смеяться. Ее смех был похож на смех дона Хуана: глубокий непринужденный смех.
- Что тебя так развеселило? - спросил я, несколько обескураженный ее смехом.
- Хуан Матус не любит древних магов вообще и меня в особенности, сказала женщина в перерыве между приступами смеха. - Все, что мы должны сделать для того, чтобы видеть в наших снах, - показать своим маленьким пальцем на то, что мы хотим увидеть. Заставить тебя кричать в моем сне - это его способ направить мне свое послание. Ты должен признать, что он действительно умен.
Она на мгновение остановилась, затем продолжила с оттенком откровения:
- Ты вопишь, как дурной осел во время случки.
Чувство юмора магов привело меня в крайнее замешательство. Она смеялась так, что, казалось, уже не в состоянии была продолжать прогулку. Я чувствовал себя в глупом положении. Когда она успокоилась и к ней вернулось самообладание, она вежливо сказала мне, что я могу указать на все, что я хочу видеть в ее сновидении, включая ее саму.
Я указал мизинцем левой руки на дом. В этом доме не было энергии. Этот дом был как любой другой фрагмент в обычном сне. Я указывал на все остальное вокруг меня, результат был тот же.
- Укажи на меня, - предложила она. - Ты должен получить подтверждение, что именно этим методом сновидящие достигают видения.
И она была абсолютно права. Это был способ. В тот момент, когда я указал своим пальцем на нее, она стала сгустком энергии. Могу добавить, очень своеобразным сгустком. Ее энергетическая форма точно соответствовала тому, какой описывал ее дон Хуан; она выглядела как огромная морская раковина, закручивающаяся вовнутрь вдоль раскола, идущего по всей ее длине.
- Я единственное существо, генерирующее энергию в этом сне, - сказала она. - Так что самым правильным для тебя будет просто за всем наблюдать.
В этот момент я впервые был поражен глубиной шутки дона Хуана. Он ухитрился сделать так, чтобы я выучился кричать в своем сне для того, чтобы я сумел крикнуть в плену сновидения, принадлежавшего бросившей вызов смерти. Это показалось мне настолько смешным, что я буквально задохнулся в приступе смеха.
- Давай продолжим нашу прогулку, - мягко произнесла женщина, когда я перестал смеяться.
Там были лишь две улицы, которые пересекались; в каждой - по три квартала домов. Мы прошлись по всей длине обеих улиц. И не раз, а четырежды. Я смотрел на все и своим слухом сновидения внимал каждому шуму. Шумов было мало, только где-то далеко лаяли собаки или шепотом разговаривали люди, когда мы проходили мимо.
Собачий лай вызвал во мне незнакомое и сильное чувство. Я должен был остановиться. Я облегченно вздохнул, прислонившись плечами к стене. Прикосновение к стене было шокирующим, не потому что стена была необычная, а потому, что то, к чему я прикоснулся, было настоящей твердой стеной, как любая другая стена, до которой я когда-либо дотрагивался. Я почувствовал это своей свободной рукой. Я провел пальцами по ее грубой поверхности. Это действительно была стена.
Ее ошеломляющая реальность немедленно заставила меня забыть об этом необычном ощущении, и ко мне вернулся интерес к продолжению наблюдения. В особенности я искал те черты, которые соотносились бы с городом моего дня. Тем не менее, как я ни пытался, соответствий не находилось. В этом городе тоже была площадь, но она находилась перед церковью. На площадь выходила галерея.
В лунном свете холмы вокруг города были ясно видны и почти узнаваемы. Я пытался сориентироваться, наблюдая за Луной и звездами так, словно я находился в реальной повседневной жизни. Месяц был на ущербе, вероятно, был первый день после полнолуния. Он находился высоко над горизонтом. Должно быть, было между восемью и девятью часами вечера. Я видел Орион справа от Луны; две главные звезды - Бетельгейзе и Ригель - находились на одном уровне с Луной. Я определил начало декабря. Мое время было - май. В мае Орион нигде в это время суток не виден. Я смотрел на Луну очень долго. Ничего не изменилось. Это была Луна, насколько я мог судить. Несоответствие во времени очень меня взволновало.
Обследовав горизонт на юге, я подумал, что смогу различить колоколообразную вершину, которую было видно из внутреннего дворика дона Хуана. Затем я пытался определить, где может быть его дом. На мгновение мне показалось, что я нашел. Я так увлекся, что отпустил руку женщины. Тут же меня охватило невероятное волнение. Я знал, что должен возвращаться в церковь, потому что если я этого не сделаю, мне грозит смерть. Я повернулся и бросился к церкви. Женщина быстро схватила мою руку и последовала за мной.
Пока мы быстрым шагом приближались к церкви, я понял, что в этом сновидении мы находились в той части города, которая была позади церкви. Если бы я принял это во внимание, возможно, я бы смог сориентироваться. Но у меня уже не хватало внимания сновидения. Я сосредоточил его остаток целиком на деталях архитектуры и орнамента задней части церкви. Я никогда не видел эту часть строения в мире обыденной жизни и подумал, что если я зафиксирую в своей памяти ее детали, то смогу сравнить их с деталями реальной церкви.
Этот план экспромтом возник в моей голове. Но что-то внутри меня презирало эти мои попытки все обосновать. На протяжении моего ученичества меня постоянно беспокоила потребность объективности, которая заставляла меня проверять и перепроверять все, что касалось мира дона Хуана. Это была не то чтобы возведенная в ранг закона необходимость, но скорее потребность использовать стремление к объективности как опору в моменты наиболее сильных противоречий в познании. Когда появлялось время, чтобы проверить то, что я намечал, - я никогда не доводил этого до конца.
В церкви мы с женщиной опустились на колени перед небольшим алтарем на левой стороне, там, где мы были раньше. И в следующее мгновение я поднялся в хорошо освещенной церкви моего дня.
Женщина перекрестилась и встала. Я машинально проделал то же. Она взяла меня за руку и пошла к двери.
- Подожди, подожди, - сказал я, удивившись, что могу говорить.
Я не мог четко сформулировать свои мысли, но хотел задать ей непростой вопрос. Я хотел спросить, каким образом кто-либо может обладать энергией в такой степени, чтобы создать визуальный образ каждой детали целого города.
Улыбаясь, женщина ответила на мой невысказанный вопрос. Она сказала, что у нее очень хорошо получается воспроизведение визуального образа, потому что после того, как она занималась этим на протяжении всей своей обычной жизни, у нее было еще много-много жизней, чтобы совершенствоваться.
Она добавила, что город, в котором я побывал, и церковь, в которой мы говорили, были примерами ее недавних опытов в создании зрительных образов. Церковь была той самой церковью, где был пономарем Себастьян. Она поставила перед собой задачу запомнить мельчайшие детали каждого угла этой церкви и этого города - просто для тренировки, безо всякой на то жизненной необходимости.
Она завершила свою речь последней, самой беспокоящей мыслью:
- Поскольку ты кое-что знаешь об этом городе, - хотя ты никогда не пытался создать его мысленный образ, - сказала она, - сейчас ты помогаешь мне создать его. Держу пари, ты не поверишь мне, если я скажу, что этот город, на который ты смотришь сейчас, не существует в реальности, вне моего и твоего воображения.
Она пристально посмотрела на меня и рассмеялась над охватившей меня паникой, настолько сильной, что я едва смог осознать, о чем она говорит.
- Мы все еще в сновидении? - спросил я изумленно.
- Да, - ответила она. Но этот сон более реален, чем другие, потому что мне помогаешь ты. Невозможно это объяснить, можно только констатировать, что это происходит. Как и все остальное.
Она широким жестом обвела город вокруг нас.
- Нет способа объяснить, как это происходит, но это происходит. Помни всегда то, что я сказала тебе: это тайна направленного намерения во втором внимании.
Она нежно привлекла меня к себе.
- Давай выйдем на площадь этого сна, - сказала она. - Но мне, наверное, следует немного переодеться, и ты почувствуешь себя свободнее.
Я смотрел непонимающим взглядом, наблюдая, как она искусно меняет свой внешний вид. Она производила простые земные действия. Она сняла длинную юбку, под ней оказалась еще одна современного покроя. Затем она свернула в узел косу и сменила обувь, надев туфли на каблучках, которые носила с собой в маленьком узелке. Она перевернула двустороннюю черную шаль на бежевую сторону. Теперь она выглядела как типичная мексиканка из средних слоев, приехавшая в этот город.
Она взяла мою руку с женской уверенностью и направилась на площадь.
- Что случилось с твоим языком? - сказала она по-английски. - Его съела кошка?
Я был полностью поглощен немыслимой вероятностью того, что я все еще в сновидении. Более того, я начинал понимать, что если бы это было правдой, я рисковал никогда не проснуться.
Бесстрастным тоном, которого я за собой и не подозревал, я сказал:
- До этого момента я не замечал, что ты уже говорила со мной по-английски. Где ты выучила его?
- В том мире. Я говорю на многих языках.
Она остановилась и внимательно посмотрела на меня.
- У меня было много времени, чтобы выучить их. Поскольку мы собираемся проводить вместе много времени, я как-нибудь обучу тебя своему собственному языку.
Она усмехнулась, не обращая внимания на мой расстроенный вид.
Я застыл на месте.
- Мы собираемся провести вместе много времени? - спросил я, выдавая свои чувства.
- Конечно, - ответила она веселым тоном. - Ты так великодушно собирался отдать мне даром свою энергию. Ты же сам сказал это, не так ли?
Я был сражен.
- В чем же дело? - спросила женщина, снова переходя на испанский. - Не говори мне, что ты сожалеешь о своем обещании. Мы маги. Слишком поздно менять свое решение. Ты не боишься, правда?
Я был более чем напуган, но если бы я задался вопросом, что именно ужасало меня, то не нашел бы ответа. Я наверняка не боялся быть рядом с бросившей вызов смерти в другом сне, потерять свое осознание или даже жизнь. Боялся ли я дьявола? - спрашивал я себя. Но эта мысль не выдерживала критики. В результате всех этих лет жизни мага я без тени сомнения был уверен в том, что во вселенной существует только энергия; дьявол - это только результат человеческого воображения, находящегося во власти точки сборки в ее обычной позиции. Логически рассуждая, мне нечего было бояться. Я знал это, но знал также и то, что моей истинной слабостью был недостаток гибкости в моменты фиксации точки сборки в любой новой позиции. Контакт с бросившей вызов смерти в невероятной степени сместил мою точку сборки, и у меня не хватало смелости сохранять ее положение. Результатом этого явилось неопределенное, но потрясшее меня ощущение ужаса, что я не смогу проснуться.
- Нет проблем, - сказал я. - Давай продолжим нашу прогулку во сне.
Она взяла меня под руку и мы молча вошли в парк. Это молчание не было вынужденным. Но мои мысли вертелись по кругу. Как странно, думал я: только мгновение назад я шел с доном Хуаном от парка к церкви в состоянии самого ужасающего естественного страха. Сейчас я иду назад из церкви в парк с объектом моего страха и мне еще более страшно, чем когда-либо, и страх этот еще сильнее и беспощаднее.
Чтобы отогнать от себя свое беспокойство, я начал оглядываться вокруг. Если бы это было сновидением, - во что мне так хотелось верить, - то была бы возможность доказать или опровергнуть это. Я указывал пальцем на все. Тщетно. Я даже прихватил пару человек, которых, как оказалось, я сильно напугал. Я ощущал их целиком. Они были столь же реальны, как все, что я считаю реальным, только не излучали энергию. Ничто в этом городе не излучало энергии. Все казалось реальным и нормальным, хотя это было сновидение.
Я обернулся к женщине, прижимавшейся к моей руке, и спросил ее об этом.
- Мы спим, - сказала она своим резким голосом и засмеялась.
- Но как могут люди и вещи вокруг нас быть столь реальными, трехмерными?
- Тайна направленного намерения во втором внимании! - воскликнула она с благоговением. - Эти люди там столь реальны, что у них даже есть мысли.
Это было последним ударом. Я не хотел больше ни о чем спрашивать. Я хотел предаться этому сновидению. Сильный удар по моей руке заставил меня на мгновение очнуться. Мы дошли до площади. Женщина остановилась и заставила меня сесть на скамью. Когда я садился, я не чувствовал под собой скамьи. Меня закружило. Я почувствовал, что поднимаюсь вверх. Промелькнул парк, словно я бросил на него взгляд сверху.
- Вот оно! - закричал я.
Мне казалось, что я умираю. Вращение подъема превратилось во вращение падения в темноту.
