2 страница
Глава 3. Эманации Орла
На следующий день мы с доном Хуаном отправились пройтись по дороге, ведущей в Оахаку. Было два часа пополудни, и дорога была пустынна.
Мы неторопливо прогуливались, когда дон Хуан неожиданно заговорил. Он сказал, что разговор о мелких тиранах был не более чем введением к теме осознания. Я заметил, что этот разговор, тем не менее, заставил меня совершенно по-новому взглянуть на вещи. Дон Хуан попросил объяснить подробнее, что я имею в виду.
Я ответил, что это связано с нашим давним спором по поводу индейцев яки. Тогда, несколько лет назад, в ходе объяснения учения для правой стороны, он пытался рассказать мне о тех преимуществах, которое давало индейцам яки положение угнетенных. Я страстно спорил в тот раз, утверждая, что, живя в столь ужасающих условиях, они не могли иметь никаких преимуществ. Я говорил ему, что мне непонятно, как его - индейца яки - совсем не трогает столь вопиющая несправедливость.
Он внимательно слушал. Потом, когда я был уверен, что он собирается отстаивать свою точку зрения, он вдруг согласился. Он сказал что условия, в которых живут индейцы яки, действительно катастрофичны. Но тут же добавил, что бесполезно особо выделять условия жизни индейцев яки, поскольку человек вообще живет в ужасающих условиях.
- Так что не стоит жалеть бедненьких индейцев яки, - сказал он. - Пожалей тогда уж все человечество. А что касается индейцев яки, то им в известном смысле даже повезло. Их угнетают, и благодаря этому некоторые из них имеют возможность в конце концов оказаться победителями. А угнетатели - мелкие тираны, пожирающие их свободу - те не имеют, к дьяволу, ни единого шанса.
Я немедленно разразился потоком политических лозунгов. Я вообще не понял его точку зрения. Он еще раз попытался объяснить мне понятие мелкого тирана, но тогда эта идея как-то прошла мимо моего понимания. И только теперь все стало на свои места.
- Ничто еще не стало на свои места, - сказал дон Хуан, смеясь над тем, что я ему рассказал. - Ибо завтра, вернувшись в нормальное состояние осознания, ты даже и не вспомнишь о том, что сейчас осознал.
Я был глубоко подавлен. Я знал, что он прав.
- С тобой произойдет то, что в свое время произошло со мной, - продолжал дон Хуан. - Мой бенефактор - нагваль Хулиан - заставил меня осознать то, что ты осознал относительно мелких тиранов, когда я находился в состоянии повышенного осознания. И в итоге, когда в повседневной жизни отношение мое ко всему начало изменяться, я не отдавал себе отчета, почему это происходит.
Меня всю жизнь кто-нибудь угнетал, поэтому я был воистину зол на своих угнетателей. Можешь себе представить мое удивление, когда я вдруг обнаружил, что ищу компании мелких тиранов. Я думал, что потерял рассудок.
Мы подошли к месту, где сбоку от дороги были большие валуны, наполовину засыпанные давним оползнем. Дон Хуан направился к ним и опустился на плоский камень. Мне он сделал знак сесть напротив. Затем без дальнейших предисловий он приступил к объяснению искусства овладения осознанием.
Он объяснил, что существует ряд истин, касающихся осознания, открытых видящими - как древними, так и новыми. Для облегчения усвоения эти истины были сформулированы в определенной последовательности.
Овладение искусством осознания состоит в усвоении всей этой последовательности. Первая из истин заключается в том, что в мире нет отдельных объектов, которые существуют сами по себе, хотя мы, сообразно своему опыту, воспринимаем наш мир как мир предметов и явлений. На самом же деле мир отдельных объектов и явлений не существует. Есть лишь единая вселенная, образованная эманациями Орла.
Однако прежде чем рассказать мне об эманациях Орла, дон Хуан счел необходимым остановиться на понятиях известного, неизвестного и непознаваемого. Он сказал, что основная часть истин об осознании была открыта видящими древности. Однако последовательность, в которой они располагаются, разработали новые видящие. Ибо вне данной последовательности эти истины почти непостижимы.
Дон Хуан сказал, что древние видящие не пытались найти тот порядок, в котором должны располагаться истины об осознании. Это стало одной из их величайших ошибок, имевшей роковые последствия. Заключались эти последствия в том, что древние видящие решили: неизвестное и непознаваемое суть одно и то же. Исправить эту ошибку удалось только новым видящим. Они нашли границы и дали определения. Неизвестным они назвали то, что скрыто от человека неким подобием занавеса из ткани бытия, имеющей ужасающую фактуру, однако находящееся, тем не менее, в пределах досягаемости. В некоторый момент времени неизвестное становится известным. Непознаваемое же суть нечто неописуемое и не поддающееся ни осмыслению, ни осознанию. Непознаваемое никогда не перейдет в разряд известного, но тем не менее оно всегда где-то рядом, оно захватывает и восхищает нас своим великолепием, и в то же время грандиозность и безграничность его приводят нас в смертельный ужас.
- Но как новые видящие отличают одно от другого? - поинтересовался я.
- Есть правило, - сказал дон Хуан. - Очень простое правило. Перед лицом неизвестного человек отважен. Неизвестное обладает свойством давать нам надежду и ощущение счастья. Человек чувствует себя сильным, дерзким и бодрым. И даже беспокойство, при этом возникающее, действует благотворно. Новые видящие увидели: неизвестное раскрывает все лучшие стороны человеческой природы.
Но когда принимаемое за неизвестное оказывается непознаваемым, результаты бывают катастрофическими. Видящий чувствует, что истощен и вконец запутан. Им овладевает глубочайшая подавленность. Тело теряет тонус, ясность и уравновешенность улетучиваются. Ведь непознаваемое не дает энергии. Оно находится вне пределов досягаемости человеческого существа, в области, вторгаться в которую не следует ни бездумно, ни даже с величайшей осмотрительностью. Новые видящие поняли, что даже за намек на контакт с непознаваемым приходится платить поистине непомерную цену.
Дон Хуан объяснил, что новым видящим пришлось продираться сквозь почти непреодолимые дебри старой традиции. В начале нового цикла никто из них не знал, какие из превеликого множества традиционных магических практик были правильными, а какие - нет. Было вполне очевидно, что с древними видящими случилось что-то не то, но что именно - этого новые видящие не знали. Поэтому за отправную точку они взяли следующую установку: ошибочным было все, что делали их предшественники. Древние видящие были мастерами по части заблуждений и безосновательных догадок. Прежде всего они вообразили, что их мастерство в видении дает им гарантию безопасности. Они решили, что они неприкосновенны. И они думали так до тех пор, пока завоеватели не сокрушили их, предав большинство из них жуткой мучительной смерти. У древних видящих не было никакой защиты, кроме полной убежденности в своей неуязвимости.
Новые видящие не стали тратить время попусту на попытки разобраться, в чем ошибка. Вместо этого они взялись за исследование неизвестного, чтобы определить, в чем различие между неизвестным и непознаваемым.
- Как они исследовали неизвестное, дон Хуан?
- Посредством контролируемого использования видения, - ответил он.
Я сказал, что спрашиваю о том, в чем заключается исследование неизвестного.
- Исследование неизвестного заключается в том, чтобы сделать его доступным нашему восприятию. Постоянная практика видения позволила новым видящим обнаружить, что неизвестное и известное в принципе составляют одно целое, поскольку и то и другое лежат в пределах возможного для человеческого восприятия. В некоторый момент видящий может покинуть сферу известного и войти в неизвестное.
То же, что находится за пределами потенциальных возможностей нашего восприятия, суть непознаваемое. И способность отличать его от неизвестного имеет критическое значение. Если видящий путает их, то, столкнувшись с непознаваемым, он оказывается в крайне незавидном положении.
Древние видящие - когда это с ними произошло, - решили, что что-то не так в их практике. На самом же деле они просто столкнулись с вещами, лежащими вне пределов человеческого постижения. Однако это им и в голову не приходило, что с их стороны оказалось чудовищной ошибкой, за которую они дорого заплатили.
- А после того, как различие между неизвестным и непознаваемым было осознано, - что произошло тогда? - поинтересовался я.
- Начался новый цикл, - ответил дон Хуан. - Это различие и есть то, что разделяет древний и новый циклы. Ведь именно его понимание и лежит в основе всех достижений новых видящих.
Далее дон Хуан рассказал о том, что видение явилось критическим элементом как в разрушении мира древних видящих, так и в формировании нового подхода. Именно посредством видения новые видящие открыли некоторые неопровержимые факты, из которых последовал целый ряд выводов, совершивших революцию во взглядах видящих на природу человека и мира. Благодаря этим выводам появилась возможность для начала нового цикла, и были эти выводы именно теми истинами об осознании, которые излагал мне дон Хуан.
Он предложил прогуляться к центру города и побродить по площади. По пути речь зашла о технике и приборах для точных измерений. Дон Хуан заметил, что приборы являются всего лишь продолжениями наших органов чувств. Я же придерживался мнения, согласно которому некоторые приборы нельзя отнести к данной категории, поскольку они выполняют функции, на которые мы не способны по чисто физиологическим причинам.
- Наши органы чувств способны на все, - заверил меня дон Хуан.
- Хорошо, вот тебе пример: приборы, способные принимать радиосигналы, приходящие из открытого космоса, - заявил я. - А наши органы чувств этого делать не могут.
- А я на этот счет несколько иного мнения, - не согласился дон Хуан. - Я полагаю, что наши органы чувств способны воспринимать все, что нас окружает.
- Ладно, тогда как насчет ультразвука? - не унимался я. - У нас нет органических чувств для его восприятия.
- Видящие убеждены - мы имеем понятие лишь о крошечной частичке самих себя, - ответил он.
На некоторое время дон Хуан погрузился в размышление, словно пытаясь решить, что сказать дальше. Потом он с улыбкой заговорил:
- Как я уже сказал, первая из истин об осознании состоит в следующем: окружающий мир в действительности совсем иной, нежели мы его себе представляем. Мы полагаем, что имеем дело с миром объектов, однако он таковым не является.
Дон Хуан замолчал, как бы оценивая впечатление, которое произвели на меня его слова. Я сказал, что согласен с ним, поскольку любой объект можно рассматривать как поле энергии. Дон Хуан заметил, что с моей стороны это лишь чисто интеллектуальное приближение к истине. Однако сформулировать нечто на основании голых рассуждений - вовсе не значит удостовериться в этом на практике. Его абсолютно не интересует мое согласие или несогласие. Ему нужно, чтобы я попытался постичь внутреннюю сущность этой истины.
- Ты не способен воочию убедиться в том, что все объекты этого мира - лишь поля энергии, - пояснил он. - Как и любой обычный человек. Если бы ты умел их видеть, ты был бы видящим, и в этом случае ты сам мог бы объяснить все, что касается осознания. Понимаешь, что я имею в виду?
Затем он сказал, что умозаключения, полученные на чисто интеллектуальной основе, мало что способны изменить в нашей жизни. Отсюда - масса примеров, когда люди, имея по какому-либо поводу совершенно четкие убеждения, действуют диаметрально противоположным образом, в качестве оправдания ссылаясь единственно на то, что человеку свойственно ошибаться.
- Итак, первая истина: мир таков, каким он выглядит, но в то же время он таковым не является, - продолжал дон Хуан. - Он не настолько плотен и реален, как мы привыкли считать, основываясь на своем восприятии, но в то же время он не является и миражом. Мир не иллюзорен, как иногда утверждают, он вполне реален. Но в то же время он и нереален. Обрати на это особое внимание. Тут недостаточно просто принять к сведению, тут необходимо понимание. Мы воспринимаем нечто. Это - точно установленный факт. Но то, что именно мы воспринимаем, не относится к числу фактов, столь же однозначно установленных. Ибо мы обучаемся тому, что и как воспринимать.
Имеется нечто, воздействующее на наши органы чувств. Это - та часть, которая реальна. Нереальная же часть суть то, что нам говорят об этом нечто наши органы чувств. Рассмотрим, к примеру, гору. Наши органы чувств говорят нам, что она - объект. Она имеет размер, цвет, форму. Мы даже подразделяем горы на вполне определенные категории. И здесь все верно, за исключением одной детали. Нам никогда не приходит в голову, что роль наших органов чувств весьма поверхностна. Способ, которым они воспринимают, обусловлен особым свойством нашего осознания. Именно это свойство заставляет их работать так, а не иначе.
Я начал было снова соглашаться с ним, но вовсе не потому, что мне этого хотелось, поскольку я не совсем ясно понимал, что он имеет в виду. Это скорее была реакция на ситуацию. Я ощущал некую угрозу. Дон Хуан заставил меня замолчать.
- Термин «мир», - продолжал он, - я использую, чтобы обозначить все то, что нас окружает. У меня, разумеется, есть более удачный термин, но для тебя он будет совершенно непостижим. Видящие утверждают, что мир объектов существует лишь постольку, поскольку наше осознание делает его таковым. В реальности же есть лишь эманации Орла - текучие, вечно меняющиеся, и в то же время неизменные, вечные.
Я собрался было спросить, что это такое - эманации Орла. Но дон Хуан жестом остановил меня. Он объяснил, что одним из наиболее драматических откровений, оставленных нам в наследство древними видящими, было их открытие причины бытия всех существ, обладающих способностью воспринимать. Все они существуют для того, чтобы накапливать осознание. Это открытие дон Хуан назвал колоссальным.
Полушутя он спросил, могу ли я лучше ответить на вопрос о смысле жизни, вечно не дающий человеку покоя. Я немедленно занял оборонительную позицию и принялся спорить. Я сказал, что сам по себе этот вопрос лишен смысла, поскольку логический ответ на него невозможен. И вообще, говоря об этом, мы неизбежно придем к обсуждению религиозных доктрин, и сам вопрос, таким образом, неизбежно сведется к вопросу о вере.
Но дон Хуан сказал:
- Древние видящие не только рассуждали о вере. Конечно, они были не столь практичны, как новые видящие, но их практичности все же хватало на то, чтобы знать, что именно они видели. Я же своим вопросом, который привел тебя в такое смущение, пытался подчеркнуть лишь одно: наше рациональное мышление в одиночку не способно справиться с ответом на вопрос о смысле нашего существования. Каждая попытка неизменно сводится к вопросу о вере. Древние видящие пошли по иному пути. И им удалось отыскать ответ, который не связан с одной только верой.
Дон Хуан сказал, что древние видящие смогли увидеть неописуемую силу, являющуюся источником бытия всех существ, хотя для этого им и приходилось подвергать себя невероятным опасностям. Эту силу древние видящие назвали Орлом, поскольку те немногие взгляды мельком, которые позволили им увидеть эту силу, создали у них впечатление, что она напоминает нечто похожее на бесконечно огромного черно-белого орла. Они увидели, что именно Орел наделяет осознанием. Он создает живые существа таким образом, чтобы они в процессе жизни могли обогащать осознание, полученное от него вместе с жизнью. И еще они увидели, что именно Орел пожирает обогащенное осознание, отбирая его у существ в момент их смерти.
- И потому, когда древние видящие утверждали, что смысл жизни состоит в накоплении и развитии осознания, - продолжал дон Хуан, - речь шла не о вере и не о логическом умозаключении. Они это увидели.
Они увидели, как осознание живых существ отлетает в момент смерти и, подобно светящимся клубкам ваты, поднимается прямо к клюву Орла и им поглощается. И потому для древних видящих был очевиден факт: смысл жизни всех существ - в обогащении осознания, которым питается Орел.
Дону Хуану потребовалось ненадолго отправиться куда-то по делам, поэтому он на время прервал свои объяснения. Нестор отвез его в Оахаку. Провожая их, я вспомнил, что в начале нашего с доном Хуаном знакомства я воспринимал его заявления насчет поездок по делам как своего рода эвфемизмы. Я думал, что стоит за этим нечто совсем другое. Но постепенно до меня дошло - его слова на самом деле соответствуют реальному положению вещей. У него действительно были какие-то дела в разных местах. Каждый раз перед такой поездкой дон Хуан надевал костюм-тройку - а их у него было довольно много - и становился похожим на кого угодно, но только не на знакомого мне старика-индейца. Как-то раз я даже высказался насчет совершенства этих его перевоплощений.
- Нагваль должен обладать гибкостью, достаточной для того, чтобы уметь становиться кем угодно, - объяснил мне тогда дон Хуан. - Быть Нагвалем, кроме всего прочего, значит не иметь слабых мест, которые необходимо защищать. Запомни это хорошенько - нам еще не раз предстоит к этому вернуться.
И мы возвращались к этому моменту снова и снова. И действительно создавалось впечатление, что у дона Хуана нет слабых мест, нуждающихся в защите. Но в этот раз, пока он был в Оахаке, у меня все же возникла тень сомнения. Неожиданно меня осенило: у Нагваля есть нечто, подлежащее защите. Это нечто - описание Орла. Мне казалось, что оно действительно требует защиты, причем защиты весьма пристрастной.
Я пытался заговаривать об этом с видящими из отряда дона Хуана, но они уклонялись от ответа, заявляя, что я нахожусь под карантином, поэтому подобного рода беседы со мной запрещены до тех пор, пока дон Хуан не закончит свое объяснение.
Поэтому едва дон Хуан вернулся и мы с ним присели, чтобы поговорить, я спросил его об этом.
- Истины, о которых я тебе рассказываю, вовсе не являются чем-то, что необходимо защищать, тем более - защищать с пристрастием, - ответил он. - И если ты полагаешь, что я пытаюсь их отстаивать, ты заблуждаешься. Эти истины были сформулированы и сведены воедино для того, чтобы облегчить воину путь к просветлению, а вовсе не затем, чтобы служить некими сентиментальными откровениями личной веры. И когда я говорил о том, что нагвалю нечего защищать, я, кроме всего прочего, имел в виду также и то, что нагваль лишен каких бы то ни было пристрастий и привязанностей.
Я сказал дону Хуану, что, похоже, не следую его учению, поскольку буквально одержим описанием Орла и его действий. Я снова и снова говорил о том, насколько устрашающее впечатление производит на меня эта идея.
- Это не идея, - поправил меня дон Хуан. - Это - факт. И факт, если хочешь знать, дьявольски жуткий. Видишь ли, новые видящие не занимались игрой в идеи.
- Хорошо, но тогда какого рода силой является Орел? - спросил я.
- Пожалуй, я не знаю, как ответить на этот вопрос. Для видящих Орел настолько же реален, насколько реальны для тебя гравитация и время. И настолько же абстрактен и непостижим.
- Минуточку, дон Хуан! Гравитация и время - понятия действительно абстрактные, но ведь они соответствуют реальным явлениям, поддающимся изучению. Есть целые области науки, им посвященные.
- Орел и его эманации точно так же поддаются изучению, - возразил дон Хуан. - И область, к которой относится знание новых видящих, как раз этому и посвящена.
Тогда я попросил объяснить, что такое эманации Орла.
Дон Хуан сказал, что эманации Орла - это неизменная вещь-в-себе, они пронизывают все сущее, как познаваемое, так и непознаваемое.
- Нет никакой возможности описать словами, что в действительности представляют собой эманации Орла, - пояснил он. - Видящий должен увидеть их сам.
- А ты их видел, дон Хуан?
- Разумеется, но тем не менее, я не сумею рассказать тебе, что это такое. Просто присутствие чего-то, как бы масса какого-то качества или состояния, давление, которое ослепляет. Можно лишь мельком взглянуть на них, впрочем, как и на самого Орла.
- То есть ты мог бы сказать, что Орел является источником эманаций? Так, дон Хуан?
- Орел, вне всякого сомнения, является источником своих эманаций. Это очевидно, и говорить тут не о чем.
- Нет, я имею в виду - в смысле визуального восприятия.
- Орел не имеет никакого отношения к визуальному восприятию. Видящий воспринимает Орла всем своим телом, всем своим существом. В каждом из нас присутствует нечто, способное заставить нас воспринимать всем телом. Видящие объясняют процесс видения Орла очень просто. Человек составлен эманациями Орла. Поэтому для восприятия Орла он должен обратиться к самому себе, к своим собственным составляющим. Вот тут и возникают сложности, связанные с осознанием: оно запутывается. И в критический момент, когда эманации внутри и эманации вовне должны просто обнаружить взаимное соответствие, осознание вмешивается и принимается за построение интерпретаций. В результате возникает видение Орла и его эманаций. Но в действительности ни Орла, ни его эманаций не существует. Уяснить же истинную сущность того, что существует на самом деле, не в состоянии ни одно живое существо.
Я поинтересовался, почему источник эманаций назвали Орлом. Потому ли, что орлам вообще люди склонны приписывать важные свойства?
- Просто в данном случае нечто непознаваемое смутно напоминает образ из сферы известного. И в результате орлам стали приписывать свойства, которыми они никогда не обладали. Но подобные вещи происходят всегда, когда впечатлительные люди берутся за то, что требует абсолютной уравновешенности. Ведь среди видящих встречаются самые разные типы.
- То есть ты хочешь сказать, что существуют различные типы видящих?
- Нет. Я хочу сказать, что существует масса сентиментальных глупцов, которые становятся видящими. Ведь видящие - человеческие существа, не лишенные множества слабостей. Нет, не так. Человеческие существа, нелишенные множества слабостей, способны стать видящими. Это подобно тому, как иногда жалкие людишки становятся отличными учеными.
Такие видящие забывают о том удивительном чуде, каковым является мир. И когда жалкий человек становится видящим, сам факт его способности видеть полностью захватывает его. Он воображает себя гением, считая, что все остальное не имеет значения. Чтобы прорваться сквозь почти непреодолимую расхлябанность обычного человеческого состояния, видящий должен обладать абсолютной безупречностью. И сама по себе способность видеть имеет значение лишь постольку поскольку. Гораздо важнее другое - что именно видящий делает с тем, что он видит.
- Что ты имеешь в виду, дон Хуан?
- А ты посмотри, что с нами сотворили некоторые из видящих. Ведь мы накрепко приклеены к навязанному нам образу Орла, пожирающего нас в миг нашей смерти.
Потом он сказал, что в таком варианте описания налицо некоторая ущербность и что лично ему не нравится идея относительно чего-то нас пожирающего. С его точки зрения точнее было бы говорить о некой силе, притягивающей осознание существ подобно тому, как магнит притягивает опилки. В момент смерти под действием этой грандиозной силы происходит дезинтеграция всего нашего существа.
И вообще нелепо представлять такое явление в виде пожирающего нечто Орла, поскольку неописуемое таинственное действо превращается тем самым в тривиальное принятие пищи.
- Тогда я - очень-очень обычный человек, - заявил я. - Потому что описание пожирающего нас Орла произвело на меня потрясающее впечатление.
- Не спеши. Действительное впечатление можно будет оценить лишь тогда, когда ты сам все это увидишь, - сказал дон Хуан. - Но не следует упускать из виду: наши недостатки и недоработки никуда не исчезают. Они остаются с нами даже после того как мы становимся видящими. И ты, когда увидишь эту силу, возможно, примешь версию тех слабых видящих, которые назвали ее Орлом. По крайней мере, так в свое время поступил я. Но ты можешь и не согласиться с ними, попытавшись противостоять склонности описывать непостижимое с помощью тривиальных человеческих образов. Возможно, тебе удастся подобрать другое, новое название, и оно окажется более точным.
- Видящие, способные видеть эманации Орла, часто называют их «командами», - сказал дон Хуан. - Я, в общем-то, не возражаю против такого названия, но сам привык к названию «эманации». Это явилось следствием реакции на то предпочтение, которое мой бенефактор отдавал термину «команды». Я думаю, этот термин в большей степени соответствовал его сильному и жесткому характеру, чем моему. Мне хотелось чего-нибудь менее персонифицированного. По-моему, «команды» звучит как-то более по-человечески, хотя такой термин действительно соответствует сути явления, ибо это именно команды.
Дон Хуан сказал, что видеть эманации Орла - значит стремиться к катастрофе. Новые видящие очень скоро обнаружили, с какими огромнейшими трудностями это связано. И только после массы трагических неудач, постигших многих из них при исследовании неизвестного и попытках отделить его от непознаваемого, им удалось, наконец, понять что все в мире образовано эманациями Орла. Лишь малая часть этих эманаций находится в пределах досягаемости человеческого осознания. И лишь незначительная доля этой малой части доступна восприятию обычного человека в его повседневной жизни. Эта крохотная частичка эманаций Орла и есть известное. Та малая часть, которая в принципе доступна человеческому осознанию, - это неизвестное. Все же остальное - таинственное и неизмеримо огромное - это непознаваемое.
В продолжение разговора дон Хуан сообщил мне, что новые видящие, имея ориентацию прагматическую, мгновенно обнаружили, что эманации обладают силой тотального диктата. Все без исключения существа вынуждены задействовать эманации Орла, даже не отдавая себе отчета в том, что это такое. Организм любого существа устроен таким образом, что захватывает определенную полосу эманаций, причем каждый вид задействует при этом эманации свойственного ему определенного диапазона. Эманации же в свою очередь оказывают на организмы огромное давление. Это давление и является тем фактором, посредствам которого существо воспринимает соответствующую его диапазону картину мира.
- В нашем варианте - я говорю о человеческих существах - мы интерпретируем воспринимаемые нами эманации как объективную реальность, - продолжал дон Хуан. - Однако человек способен воспринимать настолько мизерную часть эманаций Орла, что просто нелепо и смешно придавать сколько-нибудь серьезное значение нашему восприятию. И в то же время мы воспринимаем нечто, что невозможно игнорировать. Для того, чтобы все это выяснить, новым видящим пришлось пройти суровый путь, полный смертельных опасностей.
Дон Хуан сидел на своем обычном месте в большой комнате. Раньше здесь не было мебели, и все садились на циновки, расстеленные прямо на полу. Но Кэрол - женщина-нагваль - достала очень удобные кресла для тех случаев, когда мы с ней по очереди читали дону Хуану стихи испаноязычных поэтов.
Едва я опустился в кресло, дон Хуан заговорил:
- Я хочу, чтобы ты четко отдавал себе отчет в том, чем именно мы сейчас занимаемся. Мы говорим об искусстве осознания. И те истины, о которых идет речь, суть принципы этого искусства.
Дон Хуан добавил, что в процессе изложения учения для правой стороны он демонстрировал эти принципы мне - находившемуся в обычном состоянии сознания - с помощью своего друга-видящего Хенаро. Причем Хенаро обходился с моим осознанием со всем юмором и непочтительностью, которые свойственны новым видящим.
- Вообще-то, именно Хенаро должен был бы рассказывать тебе об Орле, - сказал дон Хуан. - Но его версия слишком уж легкомысленна. Он считает, что видящие, назвавшие эту силу Орлом, либо были потрясающими тупицами, либо сыграли грандиозную шутку. Ведь орлы не только откладывают яйца, из них выходит также и еще кое-что…
Дон Хуан расхохотался, объяснив, что комментарии Хенаро по данному вопросу представляются ему настолько удачными, что удержаться от смеха нет никакой возможности. И еще он сказал, что, если бы первичное описание Орла пришлось делать новым видящим, оно безусловно было бы наполовину издевательским.
Я сказал, что на каком-то уровне воспринимаю Орла как поэтический образ, и в таком качестве он меня воодушевляет, однако на некотором уровне он приводит меня в ужас, поскольку воспринимается совершенно буквально.
- Страх - одна из величайших сил в жизни воина; своего рода шпоры, не дающие расслабится, - объяснил дон Хуан.
Затем он напомнил мне, что описание Орла - наследие видящих древности. Новые видящие не утруждали себя составлением описаний, проведением параллелей и поиском каких бы то ни было сравнений и соответствий. Они стремились добраться непосредственно до истока всего сущего и предпринимали попытку за попыткой, последовательно подвергая себя совершенно невообразимым опасностям. И они увидели эманации Орла. Но вносить какие-либо изменения в описание Орла не стали. Ибо новые видящие чувствовали, что каждая попытка увидеть Орла требует слишком большого расхода энергии. Они считали, что видящие древности уже заплатили достаточно высокую цену за те мимолетные взгляды, которые им удалось бросить на Орла.
- Но каким образом древние видящие пришли к тому, что занялись составлением описания Орла? - поинтересовался я.
- Для обучения им нужен был некоторый минимальный набор основных понятий о непознаваемом, - ответил дон Хуан. - Они решили эту проблему, создав общее примерное описание силы, которая правит всем. Но они не описали эманации, поскольку последние вообще не поддаются описанию языком сравнений. Возможно, иногда у кого-нибудь из видящих возникает потребность как-то объяснить или описать отдельные эманации, но такие случаи всегда останутся делом сугубо личным. Короче, удачного варианта описания эманаций, подобного описанию Орла, не существует.
- Похоже, новые видящие весьма склонны к абстракциям, - прокомментировал я. - Совсем как современные философы.
- Ничего подобного. Новые видящие - народ жутко практичный, - возразил дон Хуан. - Смотри: они не стали даже пытаться состряпать какую-нибудь рациональную теорию.
Абстрактными мыслителями, как объяснил далее дон Хуан, были как раз древние видящие. Они соорудили воистину исполинские нагромождения абстрактных трактовок, вполне соответствовавших их собственному духу и духу того времени. И совсем так же, как современные философы, древние видящие совершенно не были в состоянии хоть как-то управлять каскадами ситуаций, в которые попадали сами. Новые же видящие занялись лишь практической стороной дела, научившись видеть поток эманаций, а также то, как человек и другие существа используют их для создания воспринимаемого ими мира.
- И как же их использует человек, дон Хуан?
- До идиотизма просто. Для видящего все люди - светящиеся существа. Светимость наша составлена эманациями Орла, заключенными в яйцеобразный кокон. И та мизерная часть всех эманаций, которая находится внутри кокона, и есть то, что делает нас людьми. Воспринимать же - значит устанавливать соответствие между эманациями внутри нашего кокона и эманациями вне его.
Видящий, к примеру, может увидеть эманации внутри любого живого существа и сказать, с какими из внешних эманаций они могут прийти в соответствие.
Я спросил, похожи ли эманации на лучи света.
- Нет. Ни капельки. Так было бы чересчур просто. Они не похожи ни на что, их невозможно описать. И в то же время лично я сказал бы, что они напоминают светящиеся нити. Непостижимо же в них то, что эти нити обладают самоосознанием. Нормальный разум обычного человека справиться с этим не в состоянии. Я не сумею объяснить тебе, что имеется в виду под самоосознанием эманаций. Поскольку я сам не знаю того, о чем говорю. Все, что лично мне известно, - и лишь об этом я могу тебе рассказать, - это то, что нити эманаций осознают себя, они пульсируют собственной жизнью, и их такое множество, что числа теряют всякий смысл. И каждая из них - сама вечность.
Глава 4. Светимость осознания
Мы с доном Хуаном и доном Хенаро сидели за столом в доме дона Хенаро. Мы только что вернулись с окрестных гор, где собирали растения. Неожиданно дон Хуан сдвинул уровень моего осознания. Дон Хенаро, посмеиваясь, разглядывал меня. Он отметил, что две стороны моего осознания выглядят с его точки зрения довольно занятно. Вот наглядный пример: мое к нему отношение. Для правой стороны моего осознания он - уважаемый и внушающий страх маг дон Хенаро, человек, чьи непостижимые действия восхищают меня и в то же время наполняют совершенно диким ужасом. Для левой же стороны моего осознания - он просто Хенаро, а иногда - даже Хенарито, безо всяких донов - мягкий и добрый видящий. И все, что он делает, так понятно и так соответствует тому, что делаю или пытаюсь сделать я сам.
Я согласился с ним, добавив, что человеком, одно только присутствие которого заставляет меня дрожать подобно осиновому листу, для левой стороны моего осознания является Сильвио Мануэль - самый таинственный из видящих команды дона Хуана. И еще я сказал, что сам дон Хуан, как истинный нагваль, для меня стоит вне каких бы то ни было условностей, и я одинаково восхищаюсь и уважаю его, независимо от того, в каком состоянии осознания нахожусь.
- Но и боишься тоже, а? - спросил Хенаро дрожащим голосом.
- И еще как боится, - фальцетом вставил дон Хуан. Все рассмеялись. Однако дон Хуан и Хенаро хохотали как-то очень уж самозабвенно. Я мгновенно заподозрил неладное. Было похоже на то, что они знают кое-что, о чем не договаривают.
Дон Хуан же видел меня насквозь. Он объяснил, что на промежуточной стадии, прежде чем окончательно перейти в состояние левостороннего осознания, человек становится способным на огромнейшую концентрацию, но в то же время подвержен любому влиянию. И в данный момент я попал под влияние подозрительности.
- Между прочим, Ла Горда все время находится в таком состоянии, - сказал дон Хуан. - Поэтому она - изумительный ученик и вместе с тем - просто потрясающая зануда. Она не может не цепляться за все, что встречается на ее пути. В том числе, конечно, и за вещи весьма полезные. Например - за высшую степень концентрации.
Далее дон Хуан объяснил, что новые видящие обнаружили: переходный период является тем временем, в течение которого процесс обучения становится наиболее эффективным, а само обучение - самым глубоким. Но это также тот период, когда воин должен постоянно находиться под присмотром учителя, получая все необходимые объяснения. Иначе у него возникнут проблемы с самооценкой. Если он вовремя не получит соответствующих объяснений, то, окончательно перейдя в состояние левостороннего осознания, он станет великим магом, но никчемным видящим. Именно это произошло в свое время с древними толтеками.
В частности, жертвами соблазнов левостороннего осознания легко становятся женщины-воины. Они настолько подвижны, что могут сдвигаться влево практически без усилий. И зачастую это происходит слишком быстро, чтобы пойти на пользу.
Мы долго молчали. Хенаро заснул. А дон Хуан снова заговорил. Он сказал, что новым видящим пришлось разработать определенный набор терминов, без чего невозможно, было сформулировать объяснение второй истины, касающейся осознания. Бенефактор дона Хуана внес изменения, приспособив терминологию к своему подходу.
Дон Хуан сделал то же самое. Он счел, что не имеет значения, какой терминологией пользоваться, если истины проверяются с помощью видения.
Мне было любопытно, какие именно термины изменил дон Хуан, однако я не знал, как сформулировать вопрос. Дон Хуан, видимо, истолковал мою заминку как признак сомнения в его праве и способности изменять терминологию, и пояснил, что если за предлагаемым термином стоит только рациональный рассудок, то термин этот может соответствовать лишь рутинным соглашениям обычной жизни. Если же термин предложен видящим, он никогда не будет просто фигуральной словесной формулой, поскольку за ним стоит непосредственное видение внутренней сути вещей. В свою терминологию видящий вкладывает все, чего ему удалось достичь.
Я поинтересовался, почему он внес изменения в терминологию.
- Поиск новых, лучших способов объяснения - долг нагваля, - ответил дон Хуан. - Ведь время вносит свои изменения во все. Поэтому каждый новый нагваль должен вводить новые слова и новые понятия, чтобы описывать то, что видит.
- Ты имеешь в виду, что новые понятия нагваль черпает из мира обычной жизни? - спросил я.
- Нет. Я имею в виду, что нагваль по-новому говорит о видении. Тебе, например, как новому нагвалю, предстоит говорить о том, что восприятие расширяется осознанием. Ты будешь говорить о том же самом, о чем говорил, скажем, мой бенефактор. Но совсем иначе, чем это делал он.
- Чем, по словам новых видящих, является восприятие, дон Хуан?
- Они говорят, что восприятие - это настройка. Восприятие имеет место при условии, когда эманации внутри кокона настроены на соответствующие им внешние эманации. Настройка - вот то, что позволяет любому живому существу культивировать его осознание. Это утверждение видящих основано на том, что они видят любое живое существо в его истинном облике - в виде пузыря белесого цвета.
Я спросил, как именно осуществляется настройка и в чем заключается соответствие внутренних эманаций внешним.
- Внешние и внутренние эманации, - ответил дон Хуан, - суть одни и те же потоки световых волокон. А живые существа - крохотные пузырьки, ими образованные, крохотные точечки света, прикрепленные к этим бесконечным струящимся нитям.
Потом дон Хуан объяснил, что светимость живых существ образована лишь ограниченным набором эманаций Орла - незначительной частью бесконечно разнообразного их множества. Эманации, образующие существо, заключены внутри его кокона. Когда видящий видит процесс восприятия, он наблюдает, как светимость эманаций Орла, находящихся вне кокона, заставляет внутренние эманации светиться ярче. Внешняя светимость как бы притягивает внутреннюю, захватывает и, скажем так, фиксирует ее. Фиксированная же таким образом светимость и есть, по сути, осознание данного конкретного существа.
Кроме того, видящий видит давление, оказываемое внешними эманациями на определенную часть эманаций внутренних. Силой давления определяется степень осознанности существа.
Я не совсем понял и попросил уточнить, каким образом внешние эманации оказывают давление на внутренние.
- Видишь ли, - сказал дон Хуан, - эманации Орла суть нечто большее, чем просто потоки световых волокон. Каждое из этих волокон является источником энергии неограниченной мощности. Поток энергии, понимаешь? Теперь представь себе: эманации вне кокона и эманации внутри него - одни и те же. Они образуют непрерывный поток энергии. Однако кокон как бы разделяет его, поверхность кокона изолирует внутреннюю часть волокон потока от внешней и тем самым формирует направленное давление.
- Я уже говорил тебе как-то о том, что древние видящие были непревзойденными мастерами по части управления осознанием. А теперь я могу добавить: суть их мастерства состояла в умении манипулировать структурой человеческого кокона. Я также говорил тебе ранее, что они раскрыли тайну осознания. Они увидели и поняли, что осознание есть определенного рода свечение в коконе живого существа. Они назвали это свечение «свечением осознания», что вполне соответствует сущности явления.
Потом дон Хуан объяснил, что древние видящие увидели осознание человека. Это - особая область светимости янтарного цвета, отличающаяся от остальных волокон кокона повышенной яркостью. Эта область занимает узкую вертикальную полосу, протянувшуюся по правой стороне поверхности кокона сверху донизу. Древние видящие овладели искусством смещать эту полосу светимости, заставляя ее расширяться, захватывая новые участки поверхности кокона, а также погружаться внутрь.
Умолкнув, дон Хуан взглянул на Хенаро. Тот по-прежнему спал сном праведника.
- Хенаро плевать хотел на объяснения, - сказал дон Хуан. - Действие - его стихия. Мой бенефактор постоянно загонял его в угол, ставя перед ним совершенно неразрешимые задачи. Поэтому Хенаро пришлось сразу же прочно закрепиться в левой стороне осознания. У него не было выбора, не было никакой возможности пробовать и размышлять.
- Так лучше, дон Хуан?
- Кому как. Для него подобный путь явился совершенным. Тебя и меня такой подход вряд ли устроит. Ведь мы оба так или иначе призваны иметь дело с объяснениями. Хенаро и мой бенефактор больше похожи на древних видящих, чем на новых: со свечением осознания они могут делать все что захотят, поскольку обладают над ним совершенным контролем.
Дон Хуан поднялся с циновки, на которой мы сидели, и потянулся, выпрямив руки и ноги. Я настаивал на продолжении разговора. Он с улыбкой сказал, что мне нужно отдохнуть, поскольку высокая степень сосредоточения меня несколько утомила.
В дверь постучали. Я проснулся. Было темно. Какое-то мгновение я не мог сообразить, где я и что со мной происходит. Ощущение было таким, словно какая-то часть моего существа затерялась где-то очень-очень далеко. Эта часть вроде бы продолжала спать, хотя я уже полностью проснулся. Сквозь окно в дом проникал свет луны, поэтому мне было видно все, что происходит вокруг. Я увидел, как дон Хенаро поднялся и пошел к двери. Я понял, что нахожусь в его доме. Дон Хуан по-прежнему спал на циновке, расстеленной на полу. У меня было явственное ощущение, что все мы втроем заснули сразу же после того, как, смертельно устав, вернулись с прогулки по горам.
Дон Хенаро зажег керосиновую лампу. Я поплелся за ним в кухню. Кто-то принес ему кастрюлю жаркого и стопку лепешек.
Я спросил:
- Кто это принес? У тебя что, есть женщина, которая готовит?
В кухню вошел дон Хуан. Они оба смотрели на меня и улыбались. Эти улыбки почему-то наполняли меня ужасом. Я уже совсем было принялся орать от страха, когда дон Хуан ударил меня по спине. Войдя в состояние повышенного осознания, я понял, что за время сна или в момент пробуждения мое сознание вернулось в обычное состояние.
Чувство, охватившее меня, когда я вернулся в состояние повышенного осознания, было смесью облегчения, злости и потрясающе пронзительной печали. Я снова стал самим собой, и это явилось источником облегчения. Во всяком случае, с некоторых пор я начал относиться к подобным непостижимым состояниям сознания как к проявлениям моей истинной сущности. Единственная причина такого отношения была очень проста: находясь в этих состояниях, я ощущал полноту и целостность своего существа. Я не чувствовал, что во мне чего-то не хватает. Злость и печаль были реакцией на бессилие, ибо именно в таких состояниях я более чем когда-либо осознавал ограниченность своих возможностей.
Я попросил дона Хуана объяснить, за счет чего происходит так, что в состоянии повышенного осознания я могу взглянуть назад и вспомнить все, отдавая себе отчет в каждом из действий, совершенных ранее в любом из состояний сознания. Я даже вспоминаю собственную неспособность вспомнить. Но едва лишь мое сознание возвращается в обычное нормальное состояние, как я тут же теряю нить и не могу вспомнить абсолютно ничего из того, что происходило, когда я был в состоянии повышенного осознания. Я не смог бы вспомнить, даже если бы от этого зависела моя жизнь.
- Стоп, не торопись! - прервал меня дон Хуан. - Пока что ты еще ничего даже не начинал вспоминать. Повышенное осознание - всего лишь промежуточное состояние. А вот за ним - превеликое множество того, о чем ты действительно не сможешь вспомнить. Даже под угрозой смерти.
Он был прав. Я понятия не имел, о чем идет речь, и принялся упрашивать его объяснить.
- Объяснения будут, - сказал он. - Однако не сразу. Медленно, но в конце концов мы к ним придем. Медленно - потому что я в точности похож на тебя. Мне нравится понимать. В этом смысле я - полная противоположность своему бенефактору. Он не был склонен объяснять. Для него существовало только действие. Он имел обыкновение просто сталкивать нас с неразрешимыми задачами, предоставляя возможность выпутываться самостоятельно. Некоторые из нас так и не смогли их решить и закончили в том же месте, где начали - масса действия и никакого реального знания.
- Та информация, о которой ты говоришь, спрятана где-то в глубине моего сознания? - спросил я.
- Нет. Это было бы чересчур просто, - ответил дон Хуан. - Одним лишь разделением человеческого существа на тело и сознание тут не обойдешься. Действия видящих намного сложнее. Ты забыл то, что делал или наблюдал, поскольку когда это происходило, ты видел. Вот в чем причина.
Я попросил его раскрыть смысл того, что он только что сказал. Дон Хуан принялся терпеливо объяснять. Когда происходило то, что я забыл, осознание мое было значительно усилено по сравнению с его обычным повседневным уровнем. Это значит, что для восприятия были задействованы новые, обычно не используемые части всего моего существа.
- И то, что ты забыл, спрятано именно в этих частях всего твоего существа, - сказал он. - Как раз в использовании этих зон и состоит видение.
- Я запутался еще больше, дон Хуан.
- Это не твоя вина. Видеть - значит обнажить внутреннюю сущность всего, созерцать неизвестное и бросить взгляд на непознаваемое. Поэтому видение - вещь весьма неутешительная. Обычно созерцание всей непостижимой сложности бытия приводит видящего в полную растерянность. Особенно же удручающе выглядит то, насколько ограниченность нашего обычного состояния сознания искажает и даже уродует истинную картину мира.
Тут дон Хуан в очередной раз напомнил мне, что мое сосредоточение должно быть абсолютно полным, поскольку понимание имеет критическое значение, и что превыше всего новые видящие ценят глубокое осознание, не окрашенное никакими эмоциями.
- Вот, к примеру, - продолжал он, - в тот день, когда ты понял насчет своего и Ла Горды чувства собственной важности, помнишь? На самом же деле ты ничего не понял. Это был всего лишь эмоциональный взрыв, и только. Я утверждаю это с такой уверенностью потому, что уже в следующий день ты вновь оседлал своего любимого конька - чувство собственной важности. Как будто до тебя вообще ничего не дошло.
С древними видящими произошло в точности то же самое. Они легко шли на поводу у эмоциональных реакций. Когда же дело доходило до понимания того, что они видели, они оказывались бессильны. Понимание требует трезвой уравновешенности, а не эмоциональности. Так что берегись того, кто готов рыдать от избытка чувств, когда ему кажется, что он осознал нечто важное. Его осознание - пустышка, ибо на самом деле он не понимает ровным счетом ничего.
- Путь знания таит в себе немыслимые опасности для того, кто пытается следовать по нему, не вооружившись трезвым пониманием, - продолжал дон Хуан. - Я выстраиваю теорию осознания, располагая истины в определенном порядке - так, чтобы они могли послужить тебе картой, в правильности которой тебе предстоит убедиться на собственном опыте с помощью видения. Но не зрения. Глаза здесь ни при чем.
Последовала долгая пауза. Он внимательно смотрел на меня, определенно ожидая вопроса.
- Все делают эту ошибку. Все думают, что видение связано с глазами, - произнес он. - Однако не следует удивляться тому, что, после стольких лет, ты так и не понял - видение не имеет отношение к функции глаз. Это - нормально, такой ошибки не избегает практически никто.
- Так что же такое видение? - спросил я.
Дон Хуан ответил, что видение - это настройка. Я напомнил ему: не так давно он утверждал, что настройкой является восприятие. Он объяснил, что настройка тех эманаций, которые используются в повседневной жизни, дает восприятие обычного мира, видение же обусловлено настройкой тех эманаций, которые обычно не задействованы. Таким образом, видение, будучи результатом нетривиальной настройки, вряд ли может быть истолковано только как особый тип функционирования зрительного анализатора. По словам дона Хуана, я видел бесчисленное множество раз, однако мне ни разу не пришло в голову абстрагироваться от собственно зрения. Меня все время вводил в заблуждение сам термин «видение», а также описание этого явления.
- Когда видящий видит, то нечто как бы объясняет ему все, что происходит по мере того, как в зону настройки попадают все новые и новые эманации, - продолжал дон Хуан. - Он слышит голос, говорящий ему на ухо что есть что. Если голоса нет, то происходящее с видящим не является видением.
После непродолжительной паузы дон Хуан снова заговорил о голосе видения. Он отметил, что полагать, будто видение есть слышание - тоже ошибка, поскольку в действительности видение - нечто неизмеримо большее. Однако видящие выбрали звук в качестве критерия, позволяющего определить - имеет место новая настройка или нет.
Голос видения дон Хуан назвал вещью наиболее загадочной и необъяснимой.
- Лично я пришел к выводу, - говорил он, - что голос видения присущ только человеку. Только человек пользуется речью. Может быть, в этом дело. Древние видящие считали, что голос этот принадлежит некоторому сверхмогущественному существу, связанному с человечеством сокровенными и очень тесными узами. Они считали, что это существо - защитник человека. Для новых видящих голос видения - нечто совершенно непостижимое. Новые видящие говорят, что это свечение осознания и играет на эманациях Орла, как арфист играет на арфе.
Дать более подробные объяснения по данному вопросу дон Хуан наотрез отказался. Отказ свой он аргументировал тем, что по мере изложения им теории мне все станет ясно.
Пока дон Хуан говорил, сосредоточение мое было настолько полным, что я даже не заметил, как мы сели за стол. Я не помнил, кто что делал и только когда дон Хуан замолчал, заметил, что его тарелка жаркого уже почти пуста.
Хенаро смотрел на меня с лучезарной улыбкой. Моя тарелка стояла передо мной. И она тоже была пуста. И только остатки жаркого в ней говорили о том, что я, похоже, только что закончил есть.
Но я не помнил, как ел. Однако я не помнил и того, как подошел к столу и сел.
- Ну как жаркое? Понравилось? - спросил у меня Хенаро, глядя куда-то вдаль.
Я ответил, что понравилось. Мне не хотелось показывать, что у меня проблемы с памятью.
- А как по мне - слишком уж много перца, - сказал Хенаро. - А ты обычно не ешь острого, вот я и забеспокоился, как бы чего не вышло. Напрасно ты две порции умял. Похоже, степень твоего свинства чуточку возрастает, когда ты находишься в состоянии повышенного осознания, а?
Я признал, что он вероятно прав. Он налил мне большущую кружку воды и велел запить жаркое, чтобы не так пекло в горле. Я с жадностью влил в себя всю воду, после чего они оба взвыли от хохота.
И тут я вдруг осознал, что происходит. Это не была догадка, но какое-то буквально физическое ощущение. Нечто прямо перед моими глазами с чем-то совпало, и совпадение это словно ударило меня вспышкой желтоватого света. Я знал, что Хенаро шутит. Я не ел вовсе. Я был настолько погружен в объяснения дона Хуана, что забыл обо всем на свете. А из тарелки, стоявшей передо мной, ел Хенаро.
После ужина дон Хуан продолжил рассказ о свечении осознания. Хенаро сидел рядом со мной и слушал с таким видом, словно все это было для него полным откровением.
Дон Хуан сказал, что эманации, находящиеся вне коконов живых существ, называют большими эманациями. Давление, которое они оказывают на кокон, одинаково для всех живых существ. Но результаты этого давления различны, поскольку реакция коконов на него бесконечно разнообразна. Однако в определенных пределах можно говорить о некоторой однородности реакций.
- И теперь, - продолжал дон Хуан, - когда видящий видит, как давление больших эманаций обрушивается на вечно движущиеся текучие эманации внутри кокона и заставляет их остановиться, замереть, он знает: это момент фиксации светящегося существа осознанием.
- Само по себе выражение «большие эманации обрушиваются на эманации внутри кокона, заставляя их замереть» не означает ничего, кроме того что видящий видит нечто неописуемое, смысл чего он знает без тени сомнения. Это значит, что голос видения сообщил видящему; эманации внутри кокона замерли в полной неподвижности в результате совпадения с некоторыми из внешних эманаций.
Естественно, видящие считают, что осознание всегда приходит извне и что истинная тайна - не внутри нас. Итак, в соответствии с природой вещей, большие эманации фиксируют эманации внутри кокона. И фокус истинного осознания состоит в том, чтобы позволить фиксирующим эманациям слиться с теми, которые находятся внутри нас. И если нам удается сделать так, чтобы это произошло, мы становимся такими, каковы мы в действительности - текучими, неизменно движущимися, вечными.
Дон Хуан замолчал. Его глаза ярко сияли. Казалось, они смотрят на меня откуда-то с огромной глубины. У меня было такое ощущение, что каждый из его глаз - отдельная, совершенно независимая точка света. Мгновение он боролся с невидимой силой, с огнем, возникшим изнутри, чтобы его поглотить. Потом все прошло, и он снова заговорил:
- Степень осознания каждого конкретного существа зависит от того, насколько оно способно позволить давлению больших эманаций вести его.
Последовала долгая-долгая пауза. Потом дон Хуан продолжил. Он объяснил, что видящие увидели: с момента зачатия осознание существа увеличивается и обогащается процессом жизни. И еще они увидели, что осознание, например, насекомого и осознание человека растут поразительно различными способами. Но с одинаковой неуклонностью.
- Осознание развивается начиная с момента зачатия или с момента рождения? - попросил уточнить я.
- Осознание начинает развиваться с момента зачатия, - подчеркнул дон Хуан. - Я всегда тебе говорил: сексуальная энергия имеет огромное значение, ею необходимо управлять и пользоваться с огромной осторожностью. Но ты каждый раз пропускал мои слова мимо ушей. Ты думал, что речь идет о нравственности. Я же всегда говорил об этом только с точки зрения экономии и перераспределения энергии.
Дон Хуан взглянул на Хенаро. Хенаро одобрительно кивнул. Дон Хуан сказал:
- Сейчас Хенаро поведает тебе, что говорил об экономии половой энергии наш бенефактор - нагваль Хулиан.
- А нагваль Хулиан, - начал Хенаро, - говорил, что заниматься сексом или не заниматься - вопрос наличия энергии. Сам он с сексом проблем не имел никогда: у него ее была прорва. Но мне он с первого же взгляда сказал, что мой член предназначен только для того, чтобы писять. Потому что у меня не хватало энергии на секс. Бенефактор сказал, что мои родители были ужасно утомлены, когда делали меня, и им было скучно. Он назвал меня результатом исключительно тоскливого совокупления - «конда абуррида». Таким я и родился - скучным и утомленным. Нагваль Хулиан вообще не рекомендовал людям моего типа заниматься сексом. Тем самым мы можем сэкономить то небольшое количество энергии, которым обладаем.
То же самое он сказал Сильвио Мануэлю и Эмилито. Относительно остальных учеников он видел - у них достаточно энергии. Они не были зачаты в тоскливом совокуплении. Им он сказал, что они могут делать со своей половой энергией все, что хотят, но просил не забывать о самоконтроле и понимать: согласно установке, данной Орлом, роль секса - наделять новые существа светом осознания. Мы сказали, что нам все понятно.
И вот однажды, без каких бы то ни было предупреждений, с помощью своего бенефактора нагваля Элиаса, он приподнял занавес другого мира и, нисколько не колеблясь, затолкал нас всех туда, в тот мир. И все мы там едва не погибли. Кроме Сильвио Мануэля.
У нас не хватило энергии на то, чтобы выстоять в столкновении с другим миром. Никто из нас, за исключением Сильвио Мануэля, не последовал совету нагваля.
Я обратился к дону Хуану:
- Что такое занавес другого мира?
- То, что сказал Хенаро, - занавес. Но ты уходишь от темы. Ты всегда уклоняешься от темы. Мы говорим о команде Орла относительно секса. Это ведь его установка: половая энергия предназначена для создания жизни. Посредством этой энергии Орел наделяет новые существа осознанием. Поэтому, когда живые существа совокупляются, эманации внутри их коконов делают все возможное для того, чтобы наделить осознанием новое существо, которое они создают.
Во время полового акта эманации, заключенные в коконе каждого из партнеров, приходят в необычайное возбуждение, кульминацией которого становится слияние двух частей светимости осознания - по одной от каждого партнера - которые отделяются от их коконов.
- Половой акт - всегда зарождение нового осознания. Даже когда оно в итоге не формируется, - продолжал дон Хуан. - Эманации внутри коконов человеческих существ понятия не имеют о сексе ради развлечения.
Приподнявшись со стула, Хенаро наклонился ко мне через стол и, покачивая для убедительности головой, тихо произнес:
- Нагваль изрек истину. Они в самом деле не имеют понятия. - Он подмигнул.
Дон Хуан, едва сдерживая смех, добавил, что люди обычно действуют не считаясь с тайной бытия и полагая, что такой возвышенный акт, как наделение жизнью и осознанием сводится к чисто физическому влечению, которым можно пользоваться по своему усмотрению. И в этом - их ошибка.
Хенаро принялся непристойно крутить тазом, изображая похоть. Дон Хуан сказал, что именно об этом идет речь. Хенаро выразил ему признательность за столь высокую оценку его единственного вклада в объяснение осознания.
После чего оба они разразились совершенно идиотским хохотом, сказав, что если бы я знал, с каким серьезным видом говорил об осознании их бенефактор, я непременно хохотал бы вместе с ними.
Я глубокомысленно поинтересовался, что все это значит для обычного человека в его повседневной жизни.
- Что именно? То, что делает Хенаро? - с напускной серьезностью спросил дон Хуан.
Их веселье всегда было заразительным. Успокаивались они довольно долго. Уровень их энергии был настолько высок, что рядом с ними я выглядел старым и дряхлым.
- Я не знаю, я правда не знаю, - ответил, наконец, дон Хуан. - Я только знаю, что это значит для воина. Воин знает: единственная энергия, которой мы реально обладаем, - это сексуальная энергия, которая наделяет жизнью. Воин всегда помнит об этом и потому постоянно отдает себе отчет в степени своей ответственности.
И если воин намерен накопить достаточно энергии для того, чтобы научиться видеть, он должен стать скрягой в отношении к своей половой энергии. В этом и заключается урок, данный нам нагвалем Хулианом. Он толкнул нас в неизвестное и мы почти погибли там. И, поскольку каждый из нас хотел видеть, мы, разумеется, стали воздерживаться от растранжиривания своей светимости осознания.
Я уже не раз слышал от него подобные сентенции. И каждый раз принимался с ним спорить. Каждый раз я чувствовал, что должен возразить, приводил соображения против того, что считал пуританским отношением к сексу.
И в этот раз я тоже принялся возражать. Они оба хохотали до слез.
- Ну, хорошо, но что делать с естественной чувственностью человека? - поинтересовался я.
- Да ничего не делать, - ответил он. - С человеческой чувственностью все в порядке. Проблема не в ней, а в человеческом невежестве и нежелании людей считаться со своей собственной магической природой. Попусту растрачивать животворную силу половой энергии - ошибка. Но ошибка также - не знать, что, имея детей, человек истощает свою светимость осознания.
- Откуда видящие знают, что наличие детей истощает светимость осознания? - спросил я.
- Они видят, как светимость родителей уменьшается по мере роста светимости детей. На светящихся коконах родителей появляются большие темные пятна - как раз в тех местах, откуда была взята светимость. Где-то в среднем сечении кокона. Иногда эти пятна даже можно видеть как бы наложенными непосредственно на тело человека.
Я поинтересовался, можно ли сделать что-нибудь, чтобы люди стали более гармонично относится к светимости осознания.
- Нет, - ответил дон Хуан. - По крайней мере, видящие не могут сделать ничего. Цель видящих - свобода. Они стремятся стать ни к чему не привязанными созерцателями, неспособными выносить суждения. Иначе им пришлось бы взять на себя ответственность за открытие нового, более гармоничного цикла бытия. А этого не может сделать никто. Новый цикл, если ему суждено начаться, должен прийти сам по себе.
